Карающая длань

– Забрал, забрал, а как же, – согласился Конан. – Да только высыпали ему на небесах за такие проделки, а нас с почетом отправили обратно. Так что наше время умирать пока не пришло, а вот для вас настал самый денек расплачиваться с долгами, – и, хищно улыбнувшись побелевшему старику, варвар потянул меч из ножен.

Какая-то женщина истошно завизжала, бросившись бежать с площади. Ее пример оказался заразительным, и жители деревушки с воплями брызнули врассыпную.

Конан заметил в толпе того самого кмета, что сторожил его и которому варвар был обязан разбитым подбородком. С торжествующим воплем: «Попался!» он отшвырнул с дороги нескольких трясущихся от страха поселян и сгреб своего мучителя, попытавшегося скрыться, за ворот рубашки.

– А, не забыл? – удар в скулу швырнул посеревшего и что-то лепетавшего крестьянина на землю. Он бы с нее и не поднимался, но сильная рука оторвала его от нагретой солнцем шершавой поверхности и рывком поставила на ноги.

– Что ж ты такой хилый? – вслед за издевательским вопросом огромный кулак булыжником впечатался в живот кмета, согнувшегося пополам. Конан ухватил его за волосы и развернул лицом к себе, а затем нанес несколько быстрых прямых ударов, сломавших бедняге нос и превративших зубы в какое-то хрустящее крошево. На этом мучения вроде прекратились – киммериец выпустил свою жертву и просто стоял да смотрел, как его враг, скуля, ползет по земле и размазывает кровь по лицу. Впрочем, какой это враг? Так, придорожное дерьмо, о которое и меч пачкать жалко…

Крестьянин, задыхаясь, с трудом простонал:

– Пощади… У меня трое детей…

Клинок с легким шелестом покинул ножны.

– Встань! – потребовал Конан. – Прими смерть как мужчина, а не как баба!

Кмет вместо этого еще крепче прижался к земле, бормоча окровавленными губами мольбы о пощаде. На краткий миг в душе киммерийца шевельнулась жалость, но незамедлительно погасла, когда он вспомнил, сколько хороших воинов погибло, из великодушия или глупости сохранив жизнь побежденным. Он и сам однажды поплатился, пощадив предводителя разгромленной разбойничьей шайки Ольгерда. Поэтому варвар пнул корчившееся на земле и жалобно подвывавшее существо, повторив:

– Вставай, или я зарублю тебя, как бешеную собаку.

Видимо, в душе кмета что-то перевернулось, потому что он медленно поднялся, вытер рукавом кровь и выпрямился, смотря потухшими глазами в небо над головой киммерийца. Конан одобрительно кивнул и взмахнул мечом…

– Папочка! – к неподвижно замершему крестьянину с громкими рыданиями подбежала встрепанная девочка лет десяти и крепко прижалась, обхватив его ноги. Тот дернулся, попытался оторвать ребенка от себя, затем прошептал ей что-то. Девочка, не слушая, повернулась и подошла к застывшему с занесенным для удара мечом киммерийцу. Она казалась по сравнению с ним такой маленькой, но решительности ей было не занимать.

– Убей меня, северянин, – отчетливо произнесла она. – Мой папа виноват перед тобой, он был жесток, но ты отплатил ему тем же. Не убивай его, возьми лучше меня.

– Доченька… – запричитал кмет и кинулся к неподвижному варвару. Тот без замаха двинул ему навершием рукояти в лицо, отбросив в пыль, а затем убрал меч в ножны за спиной.

– Беги домой, – Конан подтолкнул девочку к выходу с площади. – Не буду я убивать твоего папу… и вообще, хватит на сегодня крови.

Девочка подчинилась, но, уходя, постоянно оглядывалась назад – выполнит ли страшный варвар свое обещание? Конан сплюнул, с досадой пнул лежавшего на земле крестьянина и отправился искать кого-нибудь из своих. Попадавшиеся ему на дороге жители Грейзи шарахались к стенам домов, бормоча молитвы и избегая даже встретиться взглядом с мрачным киммерийцем.

Возле помоста валялся труп старейшины с посиневшим лицом и вывалившимся языком. Рядом лежали обломки расщепленного посоха. Конан брезгливо обошел его, поддав обломки носком сапога, завернул в первую попавшуюся улицу и столкнулся с жизнерадостно ухмыляющимися братьями-гандерами и Велланом, бережно прижимавшим к себе спасенную лютню.

– Ты не представляешь, Конан, – восторженно заорал бритуниец, завидев варвара, – как я отвел душу на этом, с позволения сказать, музыканте!

– Ты убил его? – перебил киммериец.

– Не я, Гильом, – мотнул головой Веллан. – Оказывается, у него тоже есть слух!

– А кто прикончил старейшину? – поинтересовался Конан.

– Эрхард. Как он его душил! М-м-м… – Веллан восхищенно закатил глаза и взял на струнах торжественный аккорд. – А Эртель носился вокруг и кричал, что с них можно ваять статую «Карающее Правосудие».

– …На что десятник отвечал, что сейчас покончит с этим мерзавцем, и можно будет приступать ко второй статуе – «Смерть не в меру болтливого племянника от руки любящего дядюшки», – добавил Гарт.

– А где остальные? – спросил варвар, хмыкнув и представив себе восхитительное зрелище, которое он упустил, разбираясь с этим недоумком.

– Собираются у дороги, – и Веллан зашагал впереди, наигрывая на лютне какую-то развеселую песенку. Гандеры увлеченно подтягивали.