Карамель

Серафим поднимает бокал — все повторяют за ним. Я не теряюсь и делаю также, киваю, когда поздравляют меня.

Мы пьем.

Я ловлю себя на мысли, что мне стали очень близки все эти люди, все те, с кем я провела последние несколько суток, с кем обмолвилась несколькими словами и с кем еще даже ни разу не вступала в диалог. Почему-то также голову мою посещает Ромео — что он забыл один на Золотом Кольце и почему так странно вел себя?

После нескольких выпитых бокалов эти мысли спокойно покидают меня.

Мы веселимся, болтаем, празднуем, смеемся, пьем, рассказываем всякие глупые истории, пьем и пьем. Я с восторгом слушаю каждого, переглядываюсь с Серафимом, искренне обнимаю Б-Нель.

Расходимся мы по комнатам глубокой ночью.

— Я провожу тебя, — шепчет мне Серафим, укрывая пледом Б-Нель, которая уснула на диване в гостиной.

Молча соглашаюсь и иду к лестнице — скрип половиц сопровождает движение. Серафим следует за мной, крутя между пальцами тонкую ножку бокала; мы останавливаемся в дверном проеме моей комнаты, и я благодарю юношу за прекрасный вечер.

— Вы показали мне, что значит отдыхать, — улыбаюсь я, отмечая про себя то, что взгляд Серафима затуманен так, как не бывало даже на улице Голдман во время комендантского часа и сильной влажности во дворе.

— Ты стала нам очень близка, — отвечает он. — Ты стала очень близка мне… Спасибо, что пошла за мной. Спасибо, что поверила.

— Спасибо, что приняли.

Он слегка опускает свое лицо к моему, его руки оказываются по бокам от моей головы — на дверном косяке; бокал с еле слышным звоном ударяется.

— До завтра. — Серафим смотрит на меня, теплое дыхание его обжигает мои губы.

— До завтра, — подхватываю я, медлю, но все-таки ухожу к себе.

Он закрывает за мной дверь, а я без посторонних мыслей заваливаюсь на постель и засыпаю.

Чувствую слабость, какое-то помутнение.

— Карамелька… — звучит у меня в голове. — Карамелька!

Я резко отдергиваю голову от подушки, привстаю, оглядываюсь — опять кошмар? Помню только, что меня позвали; наверное, проснулась я раньше, чем мой рассудок поехал и начал строить мне немыслимые картины перед глазами.

— Ты потонешь в грязи этого города, — раздается голос со стороны. — Потонешь… Ты ведь это знаешь?

Смотрю через плечо.

— Ромео? — восклицаю я. — Ромео? Ох..!

— Что же ты делаешь, Карамель? Моя сладкая девочка…

— Что происходит?

Я поднимаюсь с дивана и иду к нему навстречу.

— Я так хотела сегодня подойти к тебе, Ромео, — шепчу я. — Так хотела…

— И я бы хотел, — мрачно соглашается он, опуская взгляд.

Он сидит на стуле у окна; на улице темно: от дальнего фонаря вижу лишь мельком освещенную часть лица юноши — широкая опущенная бровь, черный зрачок, уголок рта. Мой Ромео…

Что он делает тут? Вдруг осознаю, что все это — иллюзия, мое воображение, продолжение того чертова сна. Мой рассудок точно не в порядке, я схожу с ума!

— Карамель… — на выдохе произносит Ромео, открывая для меня объятия.

Я кидаюсь к нему, падаю на пол, присаживаюсь на коленях подле. Он склоняется, и я прижимаюсь лицом к его кремовой рубашке, к его черным выглаженным брюкам. Ромео гладит мои волосы, а я сижу перед ним.

— Я так и не прочитала ту книгу, — признаюсь я, вспоминая его подарок на день рождения. — Ромое и Джульетта. Так и не прочитала…

— Уже не прочтешь.

Я поднимаю свои глаза на него и хочу узнать причину таких громких слов, но никого уже нет рядом со мной — Ромео растворился, а я, щупая пустоту, щупая воздух, пытаюсь из последних сил прочувствовать его.

День Девятый

— Подъем, моя команда, подъем! — слышится мне, в голове раздается щелчок, и я резко открываю глаза.

Руки мои обнимают пустой стул, колени гудят от неподвижного сна, спина воет и плачет от однообразном позы. Первые секунды не могу вспомнить то, как я здесь оказалась — выплывает лицо Ромео, его силуэт принимает форму худого юноши, его теплые руки на моих волосах, его вчерашняя выходка на Золотом Кольце. Ромео быть здесь не могло — я пытаюсь убедить себя в том — и посему медленно поднимаюсь, оглядывая комнату. Ничего в ней не изменилось, ничего в ней не пропало и не добавилось нового — лишь удушливый запах застоявшегося воздуха, приторно-горький пот и слезы; я открываю окно в надежде запустить новую жизнь и солнечные лучи в свое укрытие, но для второго еще слишком рано — само солнце лениво выкатывается за горизонтом.

— Шейни, пожалуйста, не занимай душ на два часа! — раздается опять крик Серафима. — Поларис, выйди оттуда! Нет, не надо идти вместе, — голос переходит на смех, а потом вновь становится серьезным. — Лоло, будь добра, перекрой воду.

— Им не до воды будет, — слышу смешок Кира.

— Мы в сад, — подхватывает Не-л-Ех. — заведи себе подружку, тогда и поймешь нас.

Я поднимаюсь и выхожу в коридор, мне хочется быстрей покинуть спальню, в которой был Ромео. Не потому, что мне не хочется его вспоминать или видеть, не потому что я боюсь или опасаюсь его, мне стыдно, и я сожалею за все то время, которое наполняла разочарованием в адрес моей пары.