Каратель (ЛП)

— Oh minha filha! (португ. Моя дочь) — ахнула она, сцепляя пальцы и прикладывая к своим губам. — Oh minha filha! — снова произнесла она, её глаза наполнились слезами, когда она потянулась ко мне и дёрнула к своей груди.

Ничего не оставалось, кроме как обнять её в ответ, эту женщину, которая никогда не сдавалась, которая постоянно писала и спрашивала новости о моих поисках, даже когда самой ей пришлось вернуться в Бразилию.

Вскоре она рыдала в мою шею, говоря что-то на португальском так быстро, что мне трудно было разобрать, если в этих словах вообще был смысл.

Я улавливала кусочки и отрывки о том, что она думала, что больше никогда меня не увидит, что её сердце болело каждый день, что она никогда не прерывала поиски.

Наконец, спусти будто бы вечность, она отстранилась, взяла в руки фартук, чтобы вытереть лицо, а затем долгую минуту смотрела на меня. Её руки поднялись, обхватывая моё лицо.

— Английский, да? — спросила она.

— По большей части, — согласилась я. — Хотя я понимаю многое из того, что ты говоришь.

— Я могу говорить на английском, — с улыбкой сказала она. — А это кто? — спросила она, и хоть я росла без матери, я могла распознать в её взгляде материнское волнение от знакомства с парнем дочери.

— Ох, прости. Это мой друг, Люк, — ответила я, касаясь его руки. — Люк, это Габриэла, — произнесла я, чувствуя себя неловко. — Моя мать.

— Люк! Приятно познакомиться. Я рада, что у Эвангелины такие хорошие друзья

, — выделила она, будто знала, что мы не просто друзья, хоть и никак не могла знать, — которые привезли её в саму Бразилию.

— На самом деле, это он нашёл тебя и вроде как… привёл меня сюда, — сказала я, желая отметить того, кто это заслужил.

— Значит, это тебя я должна благодарить! — сказала она, переключаясь с объятиями на него. А Люку явно было до смешного некомфортно от этого контакта. Его глаза стали огромными; руками он неловко хлопал её по спине; его тело напряглось, как доска. — Проходите, проходите. Вы, должно быть, проголодались. Я не видела машин. Прошлой ночью шли дожди, — объяснила она. — Непролазная грязь.

Да, это были не шутки, что машины не смогут справиться с грязью на просёлочных дорогах. Мы видели, как три машины застряли в грязи, которая достала бы до середины моих икр, если бы мы не шли по траве.

— Спасибо, — сказала я, пока мы заходили в дом, который оказался практически таким, как я ожидала. Комната была одна, только ванная отделена. Кровать стояла у стены возле бокового окна, которое ничем не было закрыто, пропуская свет. Я представляла, как этот свет будил Габриэлу на рассвете, чтобы она могла приступить к работе в саду.

Я всегда завидовала образу жизни садоводов из маленьких деревень. Это была дань уважения нашим предкам — просыпаться с солнцем, заботиться о земле, есть то, что вырастил или убил, проводить время с семьёй и обществом, а затем ложиться спать. Принять душ, смыть и повторить.

Какая простая жизнь.

Примерно в трёх шагах от края кровати располагалась маленькая и аккуратная кухня, с плитой, раковиной, шкафчиками внизу и полками для посуды наверху. Посуда была яркой, вероятно, её делали местные, и у меня возникло желание заехать на площадь местного города, чтобы купить немного тарелок в память об этой поездке.

На противоположной стороне комнаты стоял стол, ласково изношенный временем, и я мысленно задумалась, как много поколений моих предков сидели за этим столом и вместе делили хлеб, как много историй они рассказывали, сколько смеялись.

Я почувствовала, как внутри что-то кольнуло при мысли, что я никогда в таком не участвовала. Ещё меня поразило, что мне никогда не рассказывал никаких историй мой от… Алехандро. Я понятия не имела, почему никогда раньше мне не казалось это странным. Почему мне никогда не приходило в голову спросить о своих бабушках и дедушках? О кузенах? Особенно по праздникам. В конце концов, он рассказывал, что меня воспитывали родственники. Родственники, с которыми я никогда не встречусь.

Боже, я была такой слепой.

Да, при всех намерениях и целях, я не знала ничего другого, но всё равно. В то время как он открыл для меня много-много культур, много разных уголков мира, я осталась изолированной и непросвещённой в том, что такое нормальные отношения с семьёй.

Можно было бы подумать, что в золотой век технологий это больше не будет оправданием, но когда проводишь так много времени в местах, где мобильная связь плохая или вообще отсутствует, когда она появляется, у тебя нет друзей, чтобы связаться с ними в социальных сетях, и ты учишься обходиться без этого.

— Пить хотите? — спросила Габриэла, подходя к холодильнику ещё раньше, чем мы ответили. Она достала из холодильника графин с не очень прозрачной жидкостью, в которой я узнала кокосовую воду, ведь пила её практически постоянно, когда была в Бразилии в прошлый раз. Она удивительно помогла моей коже.

— Да, пожалуйста, — сказала я, перемещаясь с Люком к столу, на который она указала.

— Еды? — спросила она, наполняя жидкостью три стакана.

— Нет, спасибо, — ответила я, а затем бросила виноватый взгляд на Люка.