Каратель (ЛП)

— Эв, тебе было три года. Ты ведь не могла знать…

— Я была в соседней комнате, а этот чёртов ублюдок сделал такое с моей матерью? А затем забрал меня? Зачем? В качестве проклятого сувенира? Как какой-то зуб у трупа? Как, Люк? — спросила она, глядя на меня умоляющим взглядом. — Как я могла не знать, какое он зло? Как?

— Послушай меня, — сказал я, убирая письмо и разворачиваясь к ней лицом. — Делая то, что делаю, я узнал, что не важно, каким кто-то является злом, если не допускать промахов, все вокруг оказываются шокированы, когда узнают правду. Им приходится адаптироваться. Приходится устраивать хорошее шоу.

— Двадцать четыре года? — огрызнулась она, смахивая слезу, которая скатилась по щеке. — За всё это время он ни разу при мне не прокололся?

— Даже если бы прокололся, Эв, у тебя не было бы никакого контекста, чтобы всё сопоставить. Ты списала бы это на то, что у него был тяжёлый день на работе, зная, что это приносит некий уровень тьмы в его жизнь. Дело не в тебе. Отстойно, что ты чувствуешь даже малую каплю вины из-за этого. Тебе было три. Конечно, ты не помнишь ничего из этого, и он мог выдумать любую историю, которую захотел. И, я ненавижу говорить это, потому что считаю насильников самыми жёсткими придурками, а придурков я повидал много, — добавил я, пожимая плечами, — но тот факт, что ты никогда не видела эту его сторону, показывает, что в нём было что-то хорошее. Ты выросла любимой. Ты любила его достаточно, чтобы захотеть убить меня за то, что я убил его.

— Я знаю! — огрызнулась она, вытирая обеими руками слёзы под глазами. — Это самое худшее! Я любила его. Я любила его, а он жестоко изнасиловал мою мать, пока я смотрела мультики в соседней комнате! А затем он украл меня. А я любила его!

На этой фразе её голос сильно надломился, и я опустил руку на её поясницу, притягивая девушку к своей груди.

У меня было ощущение, что разговор пойдёт в этом русле, но было очевидно, что в начале путешествия Эван была не так убеждена. Она не была так готова к этой неизбежности, как могла бы быть, если бы подумала о возможностях где-то между Джерси и Техасом.

— Я его ненавижу, — произнесла она мне в шею, её тело дрожало от молчаливых рыданий.

Я знал, что она хотела верить в это всей своей сущностью. И, может быть, на девяносто девять процентов это была правда, но несмотря ни на что, я был довольно уверен, что в ней всегда будет один процент чувств к нему, которые не будут слепой ненавистью.

Потому что он заботился о ней. Защищал, кормил, обучал, открывал для неё мир и обеспечивал её даже после смерти.

Делало ли его это хорошим человеком? Нет. Конечно нет, чёрт возьми.

Но он научился, как казалось, быть приличным отцом.

И в конце концов ей придётся смириться с тяжёлой реальностью.

— Ну, — произнесла она, отстраняясь, застенчиво потирая лицо, не поднимая головы. — По крайней мере, я знаю, что в моей ДНК нет его зла.

— Это и я мог бы тебе сказать, — согласился я, поднимаясь, когда встала она. — Монахиня сказала мне, что твоя мать всё ещё пишет ей пару раз в год, чтобы узнать новости и спросить, слышал ли кто-нибудь что-то о тебе.

Эван остановилась на месте, сделала глубокий вдох и посмотрела на меня.

— Откуда?

— Из Бразилии.

— Из Бразилии? — переспросила она, щурясь, будто это не имело никакого смысла.

— Ага. По-моему, всё идеально сходится. Бразильские женщины чертовски горячие.

От этого она рассмеялась, качая головой.

— Спасибо, наверное?

— Так что теперь? Ты ей напишешь? Съездишь к ней? Что? — спросил я, когда под конец она резко отвела взгляд в сторону.

— Я бы хотела к ней съездить, — призналась она.

— Это отлично. Уверен, она будет в восторге…

— Но я не думаю, что поеду.

— А вот это не имеет никакого смысла. Почему нет? Уверен, ты раньше бывала в Бразилии. Ты бывала везде, — и тогда до меня дошло. Она везде была с отцом. — Что такое, Эв? В некоторых частях Бразилии всё сложно, но это не опаснее, чем ходить одной по Мехико.

— В этом и дело, разве нет? Я никогда не ходила… нигде одна. За исключением пары мест в США после того, как от… Алехандро пропал. Всегда был пузырь, который обеспечивала его защита. Я хочу сказать… Я даже не могу провезти никакой из своих ядов или что-то ещё, чтобы себя защитить. Это он умел провернуть всё это, заплатить нужным людям или спрятать на виду у всех. Он многому меня научил, но не этому.

— Ты боишься путешествовать одна, — догадался я, удивляясь.

Она обернулась на мой тон, глядя на меня тяжёлым взглядом.

— Если бы ты видел подноготную, как я во всех этих странах, ты бы тоже не чувствовал себя безопасно в одиночестве.

— Ты ведь знаешь, что подноготная в Штатах ненамного лучше?

— Она не такая очевидная. Я видела, как в Колумбии в мужчин стреляли прямо перед полицией. Конечно, в США тоже стреляют в людей, но я никогда не видела, чтобы полиция смеялась и уходила.

Я вздохнул, задумавшись, как Барретт ладит с птицей, не против ли он оставить попугая ещё на неделю или около того. Зная Барретта, вероятно, ему будет плевать.

— Хочешь, я отвезу тебя в Бразилию, Эв? — спросил я.