Этой ночью, пока холодный ветер выл за окном, Мэтью тоже видел сон. Ему снилось, что он — конь, который бросает своего хозяина и убегает с промчавшимся мимо табуном. Мэтью подсчитал, что после отхода ко сну он засыпал и просыпался, снова засыпал и снова просыпался, раз восемь или девять. Это была одна из тех ночей, когда безжалостные часы тянулись мучительно медленно, и хотя Мэтью прекрасно понимал, что к завтрашнему дню ему нужно выспаться и набраться сил, сделать это было не так-то просто.
До него донесся тихий скрип дивана, когда Джулиан переместился на нем. Затем раздался странный звук: Джулиан резко и глубоко вздохнул, словно это был последний вздох в его жизни, выдох же сильно походил на рыдание.
Мэтью тихо встал с кровати, надел бордовую сорочку и коричневые бриджи, что были на нем накануне вечером, взял фонарь с тумбочки и направился в гостиную. Он нашел Джулиана стоящим у окна, плотно закутавшимся в плащ и, кажется, дрожащим. Лоб его бессильно упирался в холодное стекло.
— Оставь меня, — попросил он, даже не взглянув на Мэтью. Его голос был напряженным и пугающе слабым.
— Что с тобой? — спросил Мэтью.
— Я сказал, оставь меня!
— Нет.
Лысая голова Джулиана повернулась. Фонарь выхватил из темноты свирепое блестящее от пота лицо, на котором застыл яростный оскал.
—
— Не знаю чего?
— Того, что я сделал. На что я способен. Никто не знает…
— Мне кажется, что ты не
—
В номере повисла тишина, сквозь которую был слышен пронзительный плач ветра за окном. В этот ранний утренний час лондонские фонари уже догорели в темноте, и пейзаж за стеклом казался призрачно белым.
— Прежде чем я пойду с тобой в тот дом, — нарушил молчание Мэтью, — мне кажется, я заслуживаю…
—
Мэтью продолжил, сделав едва заметную паузу:
— Я заслуживаю знать, что с тобой происходит. Если в том доме у тебя случится какой-то срыв или…
— Не будет у меня срыва! — прорычал Джулиан.
— Что бы тебя ни беспокоило, тебе необходимо это отпустить. Мне кажется, это не то, что стоит хранить.
— Ну, конечно! Это ведь так просто! Завтра я начну с чистого листа, и с миром будет все в порядке. — Когда Джулиан произнес это, Мэтью заметил в его глазах искру истинного мучения, однако она быстро затлела, оставив после себя лишь дымку печали.
— Что ж, — вздохнул Мэтью, — я возвращаюсь в кровать. Пожалуйста, постарайся больше не будить меня своими криками.
В глазах Джулиана появился болезненный, пугающе фанатичный блеск.
— Ты не спал. Как и я. Ты пытался понять, что ждет нас завтра. То есть, уже сегодня.
Мэтью качнул головой.
— И все равно я…
— Я ведь родился недалеко отсюда, — произнес Джулиан слабым, далеким голосом. — На улице неподалеку…
— На улице? Я думал, ты…
— Здесь я родился заново. И стал тем… кем я
Некоторое время Мэтью не двигался и ничего не говорил, а затем все же решил сделать шаг и поставить свой фонарь на столик. Похоже, человек, который прислуживал безумной Матушке Диар, а после стал ее палачом, был не прочь поведать продолжение своей истории.
— Разве ты не собирался вернуться в кровать? — спросил Джулиан. В его голос вернулась прежняя едкость.
— Нет, — ответил Мэтью. — Я собирался посидеть тут в кресле некоторое время.
Он и в самом деле сел, расслабился и стал ждать.
— Чего ты от меня хочешь? Сказку на ночь?
— Я хочу правды, — ответил Мэтью. — Правда может быть столь же полезной для души, как и одинокая прогулка заснеженным утром.
И снова прозвучал этот короткий торжественный смешок, хотя на этот раз не такой резкий.
— На какой улице? — подтолкнул Мэтью, когда понял, что молчание вновь начинает затягиваться.
Джулиан стоял, не спеша отвечать. Затем он вновь прислонился лбом к холодному стеклу, за которым кружились вихри снега.
— Недалеко отсюда. — Его голос снова стал слабым и далеким, в нем сквозили боль и беспокойство. — Вчера утром я видел ее из этого окна. Ох… нет, она не
— Там… что-то произошло?
— Что-то, — передразнил Джулиан. Он снова глубоко вздохнул и прерывисто выдохнул. Казалось, перед его взором расцвел призрак. — На этой улице я совершил свое первое убийство, — сказал он. — Я убил маленького мальчика.