Карельская сага. Роман о настоящей жизни

– Всё сгорело, – простонала Лена и заплакала.

Ей было о чем плакать. Ее не интересовали вещи, недавно купленная на многолетние сбережения мебель, обставленная кухня, игрушки Кирилла. Даже телевизор и перевезенное со старой комнаты трюмо, ящики которого были плотно набиты цветным лоскутьем. Жалко было книги – больше пятисот томов, занимавших целых два шкафа. Она собирала их всю жизнь, часть дарили друзья, пока она писала диссертацию. Привозили их из других городов, разыскивали у букинистов, зная, что Лена работает над очень редкой темой и никак не может найти достаточно материала. Из материалов книг складывался ее архив, бесчисленные карточки, написанные на кусочках чертежного ватмана и разложенные по нескольким ящикам от почтовых посылок. На многих карточках были сделаны карандашные пометки, бесконечные уточнения и исправления.

– Сгорело, – с сожалением ответил пожарный и опустил поднятую руку.

Ему больше не хотелось задерживать эту женщину, которая потеряла всё. Бывает так: люди работают, скажем, врачами и никак не могут свыкнуться с неизбежным, со смертью своих пациентов. Или учителя, многие из которых не верят во взросление и смены интересов своих подопечных. Причем не верят совершенно искренне, без всякой наигранности, без намека на корысть или личные интересы. Так случается и с пожарными: многим из них тяжело смотреть на страдания погорельцев, на то, как к ним приходит ощущение неизбежности, невозвратности.

– Горело сильно, это всё из-за книг. Источник возгорания – розетка в комнате.

– Я же говорил – розетка, Лена, розетка, – погрозил пальцем Аркадий Ильич. – Всех нас на тот свет чуть не отправили.

– А вы, товарищ, помолчите, поддержали бы, посочувствовали, а разводите тут… – пожарный постарше, тот, что присел в углу вместе со своим коллегой и заполнял бумаги, выпрямился и строго посмотрел на Аркадия Ильича и на плачущую Лену. – Как так можно! Вы же соседи!

– Соседи, – пробурчал Аркадий Ильич.

Кирилл не понимал до конца происходящего. Он так и замер: стоял, держа в руках сумку с продуктами, и даже не пытался двигаться. Он не знал, почему плачет мама, ведь пожар мог случиться где угодно и у кого угодно, только не в их квартире, где в холодильнике стоит целая трехлитровая банка яблочно-вишневого сока, а в комнате – большая деревянная машинка, к которой только вчера мама приклеила неожиданно отвалившееся переднее колесо. Где на столе стоит мамина печатная машинка, ящики с карточками, к которым прикасаться строго-настрого запрещено, и много книг.

– Как же мы теперь…

Пожарный взял Кирилла на руки. Он не сопротивлялся, хотя побаивался высоты и капризничал, когда это делал дядя Саша. Сумка болталась в руках Кирилла, он продолжал сжимать ее ручки.

– Как мы теперь, Кирюша, как жить, как? Всё сгорело, всё, – Лена снова попыталась зайти в квартиру, но сама остановилась на пороге. – Книги, архив, все вещи. Я же всё потратила на эту новую мебель. Если бы я только знала!

– Да вы не расстраивайтесь, гражданка, главное все живы и здоровы, с этим всё в порядке.

– Да-да, я… вы правы… причем тут вещи, – Лена всхлипнула. – Все живы, только вот на лестнице дым, соседей снизу залили. Здесь всё закоптили, что натворили.

Она подняла голову и посмотрела на потолок лестничной клетки – и все сделали то же самое. Потолок был не белым, а серым, а над входом в квартиру – черный, будто из-за двери наружу вырывался микроскопических масштабов ядерный гриб, не иначе.

– Это ничего, – пересилив себя, произнес Аркадий Ильич. – Главное, все целы. Жизнь начать заново, ремонт сделать – это пара пустяков.

– Товарищ, я же вас просил, – умоляюще сказал старший пожарный. – А вы, гражданка, можете пройти в квартиру, посмотреть. Но не осталось ничего, всё выгорело. Там осторожно, не наступите. Саня, что стоишь как пень, проведи гражданку в квартиру, покажи всё.

– Проходите, – не нашел ничего лучшего, как сказать именно это, молодой пожарный и сам, наверное, удивился собственной глупости. – Диван нам пришлось выкинуть в окно, там тлел поролон, потушить его невозможно было. Вот.