Карибская эскапада

Далее — всё пошло и отвратительно, до боли зубной. Военные, неплохо обученные американскими инструкторами, восставших рассеяли без особых хлопот, применив артиллерию и миномёты. Большинство из в живых оставшихся — в джунгли улизнули, кому не повезло — в плен попали. А Бернд, возглавив остатки боеспособных сил, ещё с месяц сопротивление правительственным войскам оказывал, кружа по предгорной части страны. В конце концов, последний отряд, состоящий из шестидесяти бойцов, половина из которых — раненые, нашёл приют у каких-то местных золотоискателей, многие годы стоящих стационарным лагерем на Индейском Нагорье. Хозяева помогли отступающим лекарствами и продовольствием, разместили в укромной горной лощине, обещали полную безопасность. А, затем по подлому предали — сдали со всеми потрохами преследователям.

Войска окружили лощину со всех сторон и открыли шквальный огонь на поражение, пленных брать даже не пытались. Мы в тюрьме австралийской по телевизору наблюдали, как трупы в машины грузовые загружали. Бернда среди погибших не видел, врать не буду, но шансов выжить в этой мясорубки было — минимум.

Вышли из тюрьмы, а в Карибии всё же диктатуру свергли, сатрапов всех — кого расстреляли, кого — арестовали, не успели мы за Бернда его дело завершить. Даже — жалко.

А бабушке Наталье я тогда, в Селише, соврал, конечно. Не в могиле Бернда дело, просто очень надо с теми золотоискателями-предателями посчитаться. Ну — очень.

Сели на «Кошку» — и, вперёд.

Даже Лёху ждать не стали, выйдет — догонит…..

Глава третья

Истории, услышанные в таверне "La Golondrina blanka[1]"

За массивным, сработанным из мореного дуба, щедро залитым прокисшим красным вином столом, икая и раскачиваясь из стороны в сторону, горько плакал старый одноухий гоблин. Он плакал об ушедшей навсегда молодости, о былой любви, затерявшейся где-то, об удачах, обернувшихся позором, о несбывшихся мечтах и вещих снах, оказавшихся обманом.

И словно вторя старику, сочувствуя и соглашаясь с ним, по трактирному залу летела, как будто сама по себе, словно живя собственной жизнью, старинная каталонская баллада:

"Былой отваги временаУходят тихо прочь.Мелеет времени река,

И на пустые берегаПришла Хозяйка-Ночь".

Гоблин изредка всхлипывал и в такт песне стучал оловянной кружкой по столу, разбрызгивая пролитое вино во все стороны…..

Я отправился в ванную комнату и срочно сунул голову под струю холодной воды.

Дело в том, что я после третьей-четвертой рюмки горячительного начинаю воспринимать действительность в несколько иллюзорном, можно даже сказать — в совершенно романтическом виде.

В чем тут дело — загадка природы. Но последняя рюмка виски была именно четвертой.

Наспех стряхнув капельки воды с волос, я вернулся в обеденный зал.

Гоблин, как и ожидалось, был вовсе и не гоблин, а даже наоборот — представительный и солидный мужчина преклонных лет.

Естественно, господин этот вовсе не икал и из стороны в сторону не раскачивался, а сидел за столом чинно и благородно, зажав в руке фужер с белым сухим вином.

Что касается наличия или отсутствия ушей, то установить это прямо сейчас было крайне проблематично — из-за роскошной гривы седых волос, ниспадавшей на плечи сеньора.

А вот сам трактир, крепкий дубовый стол и каталонская баллада являлись непреложными реалиями.

Молоденькая мулатка, томно полу закрыв глаза, самозабвенно выводила:

"И никого со мной в ночи.Кругом — лишь сизый дым.И в мире больше нет причинОстаться молодым".

На завтрак сегодня, как всегда собрались в "La Golondrina blanka", славный такой трактирчик — pulperia — по-местному. Внутреннее убранство, может быть, европейским дизайнерским канонам и не соответствует, зато — кухня, какая!

И, сегодня — предложенные нам блюда — были выше всяческих похвал.

На закуску — рагу из виноградных улиток, крабового мяса и авокадо, основное блюдо — тушеная баранина, приготовленная в соусе из прокисших плодов хлебного дерева, на десерт — многочисленные и разнообразные тропические фрукты. И, конечно же — местное апельсиновое вино, пахучее и терпкое — в неограниченных количествах.

Сегодня за нашим столиком, кроме постоянной команды: меня, доктора Мюллера и фрау Мари (Фьорд, будучи замшелым мореманом, «Кошку» любимую покидать отказывался — наотрез), присутствовал и четвёртый персонаж. Гость — желанный и неожиданный одновременно. Звали его — "Капитан Зорго". Он и действительно — был капитаном шхуны "Невеста ста ветров". Шхуна эта — старое совсем корыто, не чета нашей «Кошке», но по волнам бегает ещё, катает туристов толстопузых — до островов и обратно.