Карл Маркс. Человек, изменивший мир. Жизнь. Идеалы. Утопия

Кант и Фихте в надзвездном эфиреИщут мир неизвестный во мгле;

Я ж стараюсь и глубже и ширеТо понять, что нашел на земле

[75].

Смысл этой эпиграммы совершенно непонятен, если считать, что стих написан от лица Маркса [76]. Однако, как и в предыдущих эпиграммах, лирическим героем является Гегель, критикуемый Марксом, субъективным романтиком, за чрезмерную привязанность к повседневной реальности. Критическая установка в этих стихах очевидна, и она была вполне распространена среди писателей романтической наклонности.

В целом первое знакомство Маркса с Берлинским университетом сильно изменило его взгляды, изложенные в школьном сочинении. Он больше не вдохновлялся мыслью о служении человечеству и не стремился приспособиться к тому месту, где он мог бы наилучшим образом пожертвовать собой ради этого благородного идеала. Его стихи 1837 года, напротив, свидетельствуют о культе отрешенного от всех, замкнутого гения с его заботой о развитии собственной личности в отрыве от остального человечества [77].

Склонность Маркса к романтической поэзии, несомненно, усугублялась напряженностью его отношений с Женни и неопределенностью его будущего. Пока их помолвка оставалась тайной от ее родителей, она вообще отказывалась переписываться с женихом. «Я завоевал полное доверие твоей Женни, – писал Генрих Маркс сыну, – но эта хорошая, добрая девочка постоянно мучается, она боится обидеть тебя, переутомить и т. д. и т. п. Ее угнетает то, что родители ее ничего не знают или, как мне кажется, не хотят знать. Она не может понять, как она, считающая себя таким разумным существом, могла позволить себе так увлечься». Он посоветовал сыну приложить к ответу письмо для Женни, «полное нежных, преданных чувств <…> но с ясным взглядом на ваши отношения», и уж точно «не письмо, искаженное фантазиями поэта» [78].

В конце концов было решено, что Маркс должен отправить письмо барону, объявив о своем намерении, и предупредить свою семью о его прибытии за неделю, чтобы его отец мог сделать все возможное для обеспечения благоприятного приема. Сама Женни, даже когда помолвка была принята ее отцом, продолжала испытывать сильные опасения, ведь она уже вышла из того возраста, когда большинство девушек ее класса выходят замуж[15]

. «У нее есть мысль, – сообщал Генрих Маркс, – что нет необходимости писать тебе <…> Но какое это имеет значение? Можешь быть уверен, как уверен я сам (а ты знаешь, что меня трудно переубедить), что даже сказочный принц не смог бы украсть у тебя ее любовь. Она привязана к тебе душой и телом…» [79].

Женни сама объяснила свое душевное состояние:

«То, что я не в состоянии ответить на вашу юношескую романтическую любовь, я знала с самого начала и глубоко чувствовала еще до того, как мне объяснили это так холодно, умно и рационально. Ах, Карл, моя беда как раз в том, что ваша прекрасная, трогательная страстная любовь, ваши неописуемо красивые описания ее, пленительные образы, придуманные вашим воображением, которые привели бы любую другую девушку в неописуемый восторг, вызывают у меня лишь тревогу и часто неуверенность. Если я отдамся этому блаженству, то моя судьба станет еще страшнее, когда ваша пламенная любовь вдруг угаснет, а вы станете холодным и равнодушным… Видите ли, Карл, вот почему я не так благодарна, не так очарована вашей любовью, как следовало бы; вот почему я часто думаю о вещах внешних, о жизни и действительности, вместо того чтобы, как вам хотелось бы, держаться за мир любви, терять себя в нем и находить там более глубокое духовное единение с вами, позволяющее мне забыть обо всем остальном» [80].

Время от времени даже Генрих Маркс начинал сожалеть о том, что дал разрешение на помолвку, и был полон здравых советов, которым его сын явно не собирался следовать: