Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни

Маркс отвечает критикам, которые обвиняют коммунизм в разрушении семьи, обвиняя их самих в лицемерии. Он говорит о том, что при буржуазном промышленном строе дети с самого начала лишены детства. Они не получают образования, их считают «предметом торговли или орудием труда». Что же касается супружеских отношений, то они уже разрушены капиталом — он подвергает сексуальной эксплуатации жен и дочерей рабочих либо путем запугивания, либо втягивая в занятие проституцией — и считает соблазнение чужих жен видом спорта {26}.

«На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех» {27}. Однако Маркс утверждает: достичь этого можно лишь путем «насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя. Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир.

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» {28} [38]

13. Париж, 1848

Они не отчаялись ни за себя, ни за свою судьбу, ни из-за своего Царя, ни из-за своего Бога. А потом их заставил отчаяться голод…

Князь Феликс Лихновский {1}

Манифест коммунистической партии в конечном итоге будет переведен на 200 языков мира, однако когда он вышел, то остался практически незамеченным. Европа уже горела в огне. В третью неделю февраля до Брюсселя дошли слухи, что в Париже случилась политическая катастрофа — слухи слишком фантастические, чтобы в них поверили. Луи-Филипп отрекся от престола и удалился в изгнание. Во Франции провозглашено Временное правительство. Франция — республика! 24 февраля, в четверг, на железнодорожном вокзале Брюсселя собрались сотни встречающих поезд из Парижа, чтобы узнать последние новости. Здесь был даже французский посол в Бельгии, хотевший знать, что случилось с правительством, которому он служит. В половине первого ночи, в пятницу, поезд наконец пришел. Стефан Борн, бывший на вокзале, вспоминает, как из паровоза на ходу выпрыгнул машинист и прокричал: «Красный флаг развевается над башнями Валансьен! Провозглашена Республика!» Толпа разразилась криками «Да здравствует Республика!» Французский посол и его жена спешно ретировались, а толпа — преимущественно немцы — продолжала скандировать лозунг {2}. В течение следующих недель этот лозунг громом прокатился по столицам всей Европы, пока правители, чья власть казалась незыблемой, рушились со своих тронов, словно костяшки домино. Что характерно — они не пали перед вражескими армиями, они отступили перед обычными людьми, чьим единственным оружием и преимуществом была их численность. Один историк написал: «История не лечит обиды, она закладывает их, словно мины» {3}. Именно это случилось в 1848 году. Растущее недовольство, взорвавшееся в Париже революцией, можно проследить с 1815 года, со времен Венского конгресса, который кромсал Европу без всякой жалости, чтобы стереть даже воспоминания о Наполеоне. Однако границы, установленные лидерами Конгресса, не всегда совпадали с желанием населения. Монархи, считавшие себя после этого конгресса победителями, на самом деле вышли из войн с Наполеоном ослабленными. Их народы не щадили своей жизни и крови в боях — но ничего не получили взамен. Налоги не приносили благосостояния, они лишь финансировали придворную жизнь. Права, которые обещали населению в подарок за изгнание французов, так и не были реализованы, более того, полицейский режим ужесточился. Погибали урожаи, но правительство бездействовало, росла безработица, но никто и не думал создавать новые рабочие места.

Между 1815 и 1848 годами недовольные голоса все набирали силу, и в 1848 году восстание началось {4}. Этот год стали называть «Весна народов». Это было первое и пока единственное общеевропейское восстание народа против правителей. Парижские события в феврале 1848 года стали апофеозом, но на самом деле восстания начались еще осенью 1847 года. Первое — в Швейцарии, когда против только что избранного правительства выступили 7 католических регионов, решивших отделиться, но не соблюдать новую либеральную конституцию. В соседней Австрии влиятельный и могущественный канцлер Меттерних увидел в этой войне угрозу всем консервативным монархам Европы и попытался выступить широким фронтом против «безбожных радикалов». Однако 26 дней спустя либералы одержали победу: Швейцария объединилась. Весть об этом успехе прокатилась по всей Европе {5}. Один радикально настроенный гражданин послал Швейцарии такие приветственные строки: «Часы человечества показывали полночь, однако Швейцария передвинула стрелки на несколько часов ближе к рассвету» {6}.