Возвращение дона Хуана выдернуло меня из вспоминания. Я потерял счет времени. Я должен был проголодаться, но совсем не хотел есть. Я был наполнен нервной энергией. Дон Хуан зажег керосиновую лампу и повесил ее на гвоздь на стене. Ее тусклый свет отбрасывал странные, танцующие по комнате тени. Некоторое время мои глаза привыкали к полутьме. Потом я впал в состояние глубокой печали. Какое-то необычно отрешенное чувство, широко простирающаяся тоска, возникло из этой полутьмы или, может быть, из ощущения, что я пойман в ловушку. Я так устал, что хотел уйти, и в то же время и с той же силой я хотел остаться.
Голос дона Хуана дал мне чувство некоторого контроля. По-видимому, он знал причину и глубину моего смятения и говорил соответствующим голосом. Его жесткость помогла мне обрести контроль над тем, что легко могло стать истерической реакцией на усталость и умственное возбуждение.
— Пересказывание событий — магическая процедура, — сказал он. — Это не просто рассказывание историй. Это видение структуры, лежащей в основе событий. Вот почему пересказывание настолько важно и обширно.
По просьбе дона Хуана я рассказал ему событие, которое вспомнил.
— Как кстати, — сказал он и кашлянул от удовольствия. — Могу только заметить, что воины-путешественники катятся под действием ударов. Они идут туда, куда их ведет этот импульс. Сила воинов-путешественников в том, чтобы быть бдительными, получать максимальный эффект от минимального импульса. И прежде всего их сила состоит в невмешательстве. У событий есть своя сила и тяготение, а путешественники — это просто путешественники. Все вокруг них предназначено только для их глаз. Таким способом путешественники строят смысл каждой ситуации, даже не спрашивая, произошла она так или иначе.
— Сегодня ты вспомнил событие, которое подытоживает всю твою жизнь, — продолжал он. — Ты всегда встречаешься с такой же ситуацией, как та, в которой ты так и не принял решения. Тебе так и не пришлось выбирать, принять бесчестную сделку Фалело Кироги или отказаться от нее.
— Бесконечность всегда ставит нас в это ужасное положение, когда нужно выбирать, — говорил он. — Мы хотим бесконечности, но в то же время мы хотим сбежать от нее. Ты хочешь послать меня подальше, но в то же время тебе неудержимо хочется остаться. Тебе было бы бесконечно легче просто неудержимо хотеть остаться.
11. Игра энергии на горизонте
Отчетливость проводника дала новый импульс моему перепросмотру. Старое настроение сменилось новым. С этого момента я начал вспоминать события моей жизни с безумной ясностью. Словно внутри меня был построен барьер, из-за которого я жестко держался за убогие и нечетких воспоминания, и проводник разбил его вдребезги. До этого события моя память была для меня расплывчатым способом извлечения информации о тех вещах, которые произошли и которые я чаще всего хотел забыть. По существу, мне было совершенно неинтересно вспоминать что-либо из моей жизни. Поэтому я, по правде говоря, не видел ни малейшего смысла в этом бесполезном занятии перепросмотром, которое дон Хуан мне практически навязал. Для меня это было каторгой, которая сразу же меня утомляла и только подчеркивала мою неспособность концентрироваться.
Тем не менее я послушно составил списки людей и приступил к беспорядочным попыткам будто бы вспоминать свое общение с ними. Недостаток ясности при сосредоточении на них не останавливал меня. Я выполнял то, что считал своей обязанностью, независимо от того, что я на самом деле чувствовал. По мере практики ясность воспоминания улучшилась, как я думал, удивительно. Я мог, так сказать, спускаться в отдельные события с достаточной восприимчивостью, которая была пугающей и вместе с тем стоящей. Но после того, как дон Хуан познакомил меня с идеей привратника, сила моего воспоминания стала такой, которую я не мог даже назвать.
Следование по моему списку людей сделало перепросмотр очень формальным и трудновыполнимым, как этого и хотел дон Хуан. Но время от времени что-то во мне вырывалось на свободу, что-то, заставляющее меня сосредоточиваться на событиях, не относящихся к моему списку. Событиях, ясность которых была настолько безумной, что я был пойман и погружен в них, возможно, даже глубже, чем когда прожил эти события. Каждый раз, когда я таким способом перепросматривал, я делал это с оттенком отрешенности, благодаря которой я видел те вещи, на которые я не обращал внимания, когда на самом деле мучился от них.