— Ты знаешь, просто ты дурак, — сказал он неумолимо и затем улыбнулся. — Это напоминает мне случай, когда кто-то посадил малыша Хулио на уборочную машину; он знал, как вести ее, хотя никогда не пробовал этого раньше.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, дон Хуан, однако, я все еще чувствую, что не могу сделать это снова, потому что я не уверен в том, что я делал.
— Фальшивый волшебник пытается объяснить все в мире объяснениями, в которых он не уверен, поэтому все для него является колдовством. Ты не лучше — ты тоже хочешь объяснить все своим способом, но ты точно так же не уверен в своих объяснениях.
8
Дон Хуан неожиданно спросил меня, планирую ли я уезжать домой в конце недели. Я сказал, что собираюсь уезжать в понедельник утром. Мы сидели под его рамадой в середине дня в субботу, 18 января 1969 года, отдыхая после долгой прогулки по окрестным холмам. Дон Хуан встал и вошел в дом. Немного погодя, он позвал меня внутрь. Он сидел посреди комнаты. Мою соломенную циновку он положил перед собой. Он предложил мне сесть и, не говоря ни слова, достал свою трубку, вынул ее из футляра и наполнил чашку курительной смесью. Он даже успел принести в комнату глиняный поднос с мелкими углями.
Он не спросил меня, хочу ли я курить, а просто вручил мне трубку. Я не колебался. Дон Хуан определил мое настроение верно: мой непреодолимый интерес к стражу был, наверное, очевиден ему. Я не нуждался в уговорах и нетерпеливо выкурил всю чашку.
Я ощутил то же, что и раньше. Дон Хуан тоже действовал в похожей манере. На этот раз, однако, вместо того, чтобы помогать мне, он только велел опереться правой рукой о циновку и лечь на левый бок. Он предложил сжать руку в кулак, если это даст мне лучший упор.
Я сжал кулак правой руки, так как нашел это более удобным, чем поворачивать ладонь на полу, когда на нее приходится вес всего тела. Спать не хотелось; некоторое время я ощущал сильное тепло, а затем потерял всякие чувства.
Дон Хуан лег на бок напротив меня, подперев голову ладонью. Все было очень спокойно, даже мое тело, которое к этому времени потеряло тактильные ощущения. Я чувствовал большое удовлетворение.
— Хорошо, — сказал я.
Дон Хуан поспешно встал.
— Не смей начинать с этой чепухи, — сказал он с нажимом. — Не говори. Разговаривая, ты потеряешь энергию, и тогда страж раздавит тебя, как ты прихлопываешь комара.
Он, должно быть, подумал, что его аналогия была забавной, потому что начал смеяться, но внезапно остановился.
— Не разговаривай, пожалуйста, не разговаривай, — сказал он с серьезным выражением лица.
— Я не собирался ничего говорить, — сказал я, и действительно я не хотел говорить этого.
Дон Хуан встал. Я видел его уходящим за дом. Мгновением позже я заметил, что на мою циновку сел комар, и это наполнило меня такой тревогой, какой я не испытывал никогда прежде. Это была смесь приподнятого настроения, страдания и страха. Я полностью сознавал, что передо мной должно появиться нечто трансцендентальное — комар, который охраняет другой мир. Это была нелепая мысль; мне захотелось смеяться, но затем я понял, что приподнятое настроение отвлекает меня, и я могу упустить стадию перевоплощения, которую хотел изучить. Во время своей предыдущей попытки увидеть стража я смотрел на комара левым глазом, а затем почувствовал, что стою и смотрю уже обоими глазами, но я не заметил, как произошел этот переход.
Я увидел комара, кружащегося перед моим лицом, и понял, что смотрю на него обоими глазами. Он подлетел очень близко; с какого-то момента я уже не мог видеть его обоими глазами и стал смотреть одним левым, который был на уровне земли. Как только я изменил фокус, я ощутил, что выпрямился в вертикальное положение и смотрю на неправдоподобно большое животное. Оно было блестяще-черным. Спереди оно было покрыто длинными, черными волосами, которые выглядели как шипы, проросшие сквозь щели блестящей, лоснящейся чешуи. Волосы были расположены пучками. Его тело было массивным, толстым и круглым. Крылья были широкими и короткими по сравнению с длиной тела. У него было два выпуклых глаза и длинное рыло. На этот раз животное более всего походило на аллигатора. У него, казалось, были длинные уши, или, возможно, рога, и оно истекало слюной.
Я изо всех сил старался удержать на нем свой пристальный взгляд, а затем вдруг понял, что не могу смотреть на него так, как обычно смотрю на вещи. Мне пришла в голову странная мысль: глядя на тело стража, я чувствовал, что каждая отдельная его часть была независимо живой, как живы человеческие глаза. Тогда я понял, первый раз в жизни, что глаза являются единственной частью человека, глядя на которую можно сказать жив человек или нет. Страж, с другой стороны, имел «миллион глаз».