— Ты должен научиться видеть, чтобы узнать это. Я не могу объяснить.
— Это секрет, который мне нельзя знать?
— Нет. Просто я не могу этого описать.
— Почему?
— Потому, что это не имело бы для тебя смысла.
— Испытай меня, дон Хуан. Может быть это будет иметь для меня смысл.
— Нет. Ты должен сделать это сам. Когда ты научишься, ты сможешь видеть вещи иначе.
— Значит ты, дон Хуан, видишь мир не таким, каким его видят все остальные люди?
— Я вижу обоими способами. Если я хочу просто смотреть на мир, я воспринимаю его так, как это делаешь ты. Если же я хочу видеть его, тогда я воспринимаю его по-другому, известным мне способом.
— Выглядят ли вещи всегда одними и теми же, когда ты видишь их?
— Вещи не меняются. Ты меняешь свой способ воспринимать их, вот и все.
— Я имею в виду, что если ты видишь, например, одно и то же дерево, то оно остается таким же самым всегда, когда ты видишь его?
— Нет, оно меняется, и все же оно — то же самое.
— Но если одно и то же дерево меняется всякий раз, когда ты его видишь, то твое виденье похоже на простую иллюзию.
Он засмеялся и некоторое время не отвечал, а, казалось, думал. Наконец он сказал:
— Когда ты смотришь на вещи, ты их не видишь. Ты просто смотришь на них — для того, я полагаю, чтобы убедиться, что там что-то есть. Поскольку ты не знаешь виденья, вещи выглядят практически одинаково всегда, когда ты смотришь на них. С другой стороны, если ты умеешь видеть, ни одна вещь никогда не оказывается той же самой, когда ты видишь ее, и тем не менее она та же самая. Например, я говорил тебе, что человек выглядит как яйцо. Всякий раз, когда я вижу одного и того же человека, я вижу яйцо, однако всякий раз оно оказывается не тем же самым яйцом.
— Но если ни одна вещь не будет той же самой, ты не сможешь распознавать вещи. В чем же преимущество виденья?
— Ты сможешь распознавать вещи. Ты сможешь видеть вещи такими, какими они являются на самом деле.
— Разве я не вижу вещи такими, какими они в действительности являются?
— Нет. Твои глаза приучились только смотреть. Возьмем в качестве примера людей, с которыми ты встретился, тех трех мексиканцев. Ты детально описал их и даже рассказал мне, как они были одеты. И это только подтвердило для меня то, что ты не видел их. Если бы ты был способен видеть, ты тут же определил бы, что это не люди.
— Это были не люди? А кто?
— Они не были людьми, вот и все.
— Но это невозможно! Они были совершенно такими же, как ты и я.
— Нет, они не были такими же. Я уверен в этом.
Я спросил его, кем они были — духами, призраками или душами умерших людей. Он ответил, что не знает кто такие духи, призраки или души.
Я перевел ему определение слова «призрак» из словаря Вебстера: «Предполагаемый развоплощенный дух умершего человека, появление которого воспринимается живыми людьми как бледное туманное привидение», а затем определение духа: «Сверхъестественное существо, особенно известное… как призрак, обитающее в определенной области и имеющее определенный (хороший или дурной) характер».
Он сказал, что их можно было бы назвать духами, хотя определение, которое я прочитал, не точно описывает их.
— Являются ли они хранителями чего-либо? — спросил я.
— Нет, они ничего не охраняют.
— Они надзиратели? Наблюдают за людьми?
— Они — силы. Ни хорошие, ни плохие, просто силы, которые брухо научается подчинять себе.
— Они — олли? — спросил я.
— Да, они могут стать олли человека знания.
Это был первый случай за восемь лет нашего знакомства, когда дон Хуан близко подошел к определению олли. Я просил его сделать это десятки раз. Он обычно отвергал мои вопросы, говоря, что я знаю, что такое олли, и было бы глупо говорить о том, что мне и так известно. Прямое высказывание дона Хуана о природе олли было для меня новым, и это побудило меня расспрашивать его об этом дальше.
— Ты говорил мне, что олли находятся в растениях, — сказал я, — в дурмане и в грибах.
— Я никогда не говорил тебе этого, — убежденно ответил он. — Ты сам все время делаешь поспешные выводы.
— Но я записал это в блокноте, дон Хуан.
— Ты можешь записывать все, что угодно, только не говори мне, что это сказал я.
Я напомнил ему, что сначала он говорил, что олли его бенефактора был дурман, а его собственным олли — дымок; и что попозже он разъяснил это, сказав, что олли находится в каждом из этих растений.
— Нет, это неправильно, — сказал он, поморщившись. — Дымок — мой олли, но это не значит, что мой олли находится в курительной смеси, или в грибах, или в моей трубке. Они все должны соединиться вместе для того, чтобы привести меня к олли, и этого олли я, по своим соображениям, называю дымком.
Дон Хуан сказал, что три человека, которых я видел и которых он назвал «лос ке но сон хенте» (те, которые не являются людьми), были в действительности олли дона Висенте.
Я напомнил ему, что, по его словам, различие между олли и Мескалито состоит в том, что олли нельзя увидеть, в то время как увидеть Мескалито очень легко.