Карлос Кастанеда, книги 1-2 (ред. В.О.Пелевин, carlitoska)

В какой-то момент я услышал нечто вроде гудения в ушах. Это был просто звон в ушах, и я не придал ему значения. Гудение стало громче, однако оно все еще было в границах моих обычных телесных ощущений. Я помню, что стал делить свое внимание между людьми, за которыми наблюдал, и звуком, который слышал. Затем, в определенный момент, лица людей стали, казалось, ярче, как будто включили свет. Но это было не совсем так, как если бы включили электрический свет или зажгли лампу, или как если бы их лица освещал костер. Скорее, это было похоже на люминисценцию, розовое свечение, очень размытое, но заметное с того места, где я сидел. Гудение становилось громче. Я взглянул на мальчика, который находился рядом со мной, но тот спал.

К тому времени розовое свечение стало еще более заметным. Я посмотрел на дона Хуана. Его глаза были закрыты; глаза дона Сильвио и Мочо также были закрыты. Глаз четырех молодых людей я видеть не мог, потому что двое из них склонились вперед, а двое сидели ко мне спиной.

Я еще глубже ушел в наблюдение. Пока, однако, я не понимал, действительно ли я слышу гудение и действительно ли вижу розовое свечение, охватывающее людей. Через минуту я сообразил, что размытый розовый свет и гудение стали очень явными. Я пережил момент сильнейшего замешательства, а затем мне пришла в голову мысль, ничего общего не имеющая с происходящим, равно как и с той целью, которую я себе ставил. Я вспомнил одну вещь, которую моя мать сказала мне, когда я был ребенком.

Мысль была отвлекающей и очень неуместной; я попытался отогнать ее и вновь заняться наблюдением, но не мог этого сделать. Мысль возвращалась. Она становилась все более сильной и требовательной, а затем я услышал голос моей матери, которая позвала меня. Я услышал шлепанье ее тапочек и затем ее смех. Я оглянулся, ища ее. Мне представилось, что благодаря какому-то миражу или галлюцинации я понесусь сейчас во времени и в пространстве и увижу ее, но я увидел только спящего мальчика. То, что я увидел его рядом с собой, встряхнуло меня, и я испытал короткий момент легкости и собранности.

Я опять посмотрел на группу мужчин. Они не изменили своих поз, однако свет пропал и также пропало гудение у меня в ушах. Я почувствовал облегчение. Я подумал, что галлюцинация, в которой я слышал голос своей матери, прошла. Ее голос был таким ясным и живым. Я вновь и вновь повторял себе, что в какое-то мгновение этот голос чуть не поймал меня. Я мельком заметил, что дон Хуан смотрит на меня, но это не имело значения.

Меня гипнотизировало воспоминание о своей матери, позвавшей меня. Я отчаянно старался думать о чем-либо другом. И потом я вновь услышал ее голос так ясно, как если бы она стояла у меня за спиной. Она позвала меня по имени. Я быстро повернулся, но увидел только силуэт хижины и кусты за ней.

То, что я услышал свое имя, ввергло меня в глубокую тоску. Я невольно застонал. Я почувствовал холод и одиночество и заплакал. В этот момент у меня появилось ощущение, что я нуждаюсь в ком-то, кто бы обо мне заботился. Я повернул голову, чтобы посмотреть на дона Хуана; он смотрел на меня. Я не хотел его видеть и поэтому закрыл глаза. И тогда я увидел свою мать. Это не было мысленным образом моей матери, обычно возникавшим у меня, когда я о ней думал. Это было ясное видение ее, стоящей рядом. Я почувствовал отчаянье. Я дрожал и хотел убежать. Виденье моей матери было слишком беспокоящим, слишком чуждым тому, что я искал на этом пейотльном собрании. Однако никаким сознательным усилием я не мог от него отделаться.

Вероятно, если бы я действительно хотел, чтобы видение исчезло, я просто открыл бы глаза, но вместо этого я стал детально его изучать. Я не просто смотрел — я скрупулезно исследовал и оценивал. Очень странное чувство, наподобие внешней силы, охватило меня — я внезапно почувствовал ужасающую тяжесть своей любви к матери. Когда я услышал свое имя, я как будто бы разорвался; воспоминания о матери наполнили меня меланхолией и тоской, но когда я рассмотрел ее, я понял, что в действительности она никогда мне не нравилась. Это было шокирующим открытием. Мысли и видения хлынули на меня лавиной. Образ моей матери в какой-то момент исчез — это было уже не важно. И меня больше не интересовало, что там делают индейцы. Я вообще забыл о митоте. Я был захвачен потоком необычных мыслей; необычных, потому что они были не просто мыслями — это были законченные единицы ощущения, являвшиеся эмоционально определенными и бесспорными свидетельствами истинной природы моих взаимоотношений с матерью.

В какой-то момент приток этих необычных мыслей прекратился. Я заметил, что они потеряли свою текучесть и качество целостных единиц ощущения. Я начал думать о других вещах. Мой мозг запинался. Я подумал о других членах моей семьи, но эти мысли не сопровождались никакими видениями. Я посмотрел на дона Хуана. Он стоял. Остальные мужчины тоже стояли. Затем они все вместе пошли к воде. Я встрепенулся и толкнул паренька, который все еще спал.