– Обычные человеческие взаимоотношения. Ссорились, мирились. Год или вечность – не так уж важно: счёт дням теряешь уже в конце первого века. Даже вам известно это ощущение… когда в детстве время тянется ужасно долго, а потом стрелки часов словно сдвигаются, и каждый следующий год пролетает всё быстрее, пока день не начинает казаться часом… К тому же правление лишало нас возможности скучать.
– И с Лиаром вы всё так же дружили? – уточняет Таша. – Все эти пятьсот лет?
– Да. И помимо дружбы, связавшей нас в детстве, нас объединяло ещё одно знание… простое, грустное и страшное знание: у нас нет никого, кроме друг друга. – На губах Арона мелькает призрачная улыбка, от которой даже сейчас почему-то щемит сердце. – Свои мысли и чувства я мог обсудить только с ним. Он – только со мной. Помимо выбора мы были связаны данностью и предпочитали, чтобы данность не вытесняла выбора. Потому до того случая всегда мирились, как бы серьёзно ни повздорили.
– Так вы всё же ругались.
– Это было неизбежно. И обычно Лиар ругал меня. Хоть мы и были амадэями, простых людских радостей нам тоже хотелось. В свободное время мы часто бродили по городу… замаскировавшись, конечно. На несколько часов притворялись обычными людьми. Но если Лиар никогда не забывал о контроле, мне порой ужасно хотелось снова почувствовать себя человеком. И я… немного увлекался.
– Чем?
– В основном выпивкой. Это помогало забыться… хотя для этого нам требуется выпить
намного больше, чем простым смертным. А ещё Лиар не раз вытаскивал меня из какой-нибудь сомнительной компании, где делали какие-нибудь сомнительные вещи и присутствовали какие-нибудь сомнительные женщины. Или даже не сомнительные, что дела, впрочем, не меняло. Потом распекал меня на чём свет стоит. – Арон снова улыбается: так печально, как может улыбаться только очень старый человек, вспоминая о глупых ошибках далёкой юности. – А я ещё обижался.– А Лиар что, не пил? – спрашивает Джеми.
– А Лиар что, не заглядывался на женщин? – спрашивает Таша.