Карнавал страсти

— Надо заявить в милицию, что неизвестная девчонка живет у нашего знакомого. Может быть, ее родители уже розыск объявили, а может быть, она вообще воровка или наркоманка… Ты знаешь ее фамилию.

— Нет, похоже, что и Митя не знает.

— Вот именно, — глаза Людмилы нехорошо заблестели. — Мы обязаны заявить.

— О чем, она же ничего плохого не сделала? — произнесла Женя. — Более того, если у тебя все же хватит ума обратиться в милицию, возьмутся они не за нее, а за Дмитрия. Его же и посадят за растление несовершеннолетних. Мне это совершенно ни к чему. Сейчас я, по крайней мере, от него хоть какие-то алименты получаю, а так мне же еще придется передачи ему носить. Ведь других родственников в Петербурге у него нет. А насчет родителей этой девчонки… В конце концов, это их проблема. От Твери до Питера не такое уж большое расстояние. Твой сынок, например, умотал гораздо дальше. И что ты можешь сделать?

Людмила помрачнела, весь ее запал куда-то улетучился. Упоминание о сыне было ударом ниже пояса. Действительно, ее двадцатилетний Антон уже два года мотался по миру, посылая лишь изредка родителям письма, отличающиеся одно от другого лишь названиями стран на штемпелях. В каждом из них Антон сообщал, что у него все ОК, возможно, скоро он вернется, вот только заедет в Египет взглянуть на сфинкса или в Англию на развалины храма друидов. Если бы Люда знала, что безобидная поездка по студенческому обмену обернется неопределенно долгой разлукой с сыном, она бы ни за что не отпустила бы его. А сейчас что она могла поделать? Ведь она даже не знала, куда ему писать…

— Ладно, — мрачно произнесла Людмила, — мое дело предложить. Можешь ничего не предпринимать. Но только я больше эту дрянь на порог к себе не пущу.

«Как будто ты что-то решаешь, — покинув кафе, Женя пошла в супермаркет и там продолжала мысленный спор с Людмилой, — скорее всего, эта вертихвостка понравилась и Леве тоже, а уж против мужа ты ни за что не пойдешь. Я то знаю, что больше всего на свете ты, милочка, боишься остаться одной на старости лет. Сынка ты уже довела своим невозможным характером, я даже не понимаю, как еще Лева держится».

3

После того злополучного дня рождения Настя получила негласное право читать все, что ей вздумается, и на каком угодно языке. Настя перечитала Блейка, а потом, изучив скудную библиотеку Дмитрия, нашла там своего любимого Селенджера, тоже на английском.

— Откуда у тебя это? — спросила девушка у Мити. На первой странице книги она прочитала дарственную надпись: «For Mitya with love» и подпись: «Diana».

— Кто эта Дайана?

— Да одна американка, останавливалась у меня несколько лет тому назад.

— У тебя с ней что-то было.

— Как же! — с явным сожалением в голосе ответил Митя. — Она оказалась представительницей сексуального меньшинства.

— Лесбиянкой, что ли?

— Ну да.

— Тогда почему with love? — засмеялась Настя.

— Имелось в виду духовное чувство.

— Так это ведь то, что тебе нужно, ты сам мне это не так давно объяснял.

— Эх, — вздохнул Дмитрий, — она была такая хорошенькая. И ей без конца звонили какие-то девицы с томными голосами. Меня это доводило до белого каления.

Шрифт в книжке Селенджера оказался чересчур мелким для Настиных глаз, и ей пришлось достать очки. Настя лежала на кровати и читала, а Дмитрий стоял в проеме двери и мрачно поглядывал на свою подружку и думал:

«Для провинциалки у нее слишком большой словарный запас и слишком правильная речь. Она читает по-английски, она знает наизусть стихи поэтов, о существовании которых многие вообще не подозревают. Она покупает питьевую воду в бутылках, она совсем не умеет готовить. Наконец, у нее на носу очки в оправе, которая стоит не меньше сотни баксов. Да кто же она такая на самом деле? Какая-то беглая принцесса? И ведь не скажет ничего».

— Слушай, — подсел он к Насте и не придумал ничего лучшего, кроме как спросить ее, — у тебя есть документы?

— Что? — девушка вздрогнула, сняла очки, отложила книгу и, чтобы выиграть время, прикинулась ничего не понимающей.

— Спрашиваю еще раз, — терпеливо повторил Дмитрий, — у тебя есть какие-нибудь документы?

— А зачем они тебе? — Настя все еще продолжала прикидываться дурочкой, на самом деле она лихорадочно соображала, как ей быть.

— Затем, что я хочу знать, что за женщина живет в моей квартире.

— В твоей квартире живу я, женщина, которая тебя очень любит и не понимает, при чем тут такая ерунда, как документы. Или ты, подобно нашим чиновникам, считаешь, что раз нет бумажки, то нет и человека?

— Пожалуйста, не морочь мне голову, — перебил ее Дмитрий, — я знаю, что ты способна уболтать кого угодно. Я хочу, чтобы ты ответила мне.

— А я не хочу, — Настя смотрела на него, не мигая, и Дмитрий почувствовал беспомощность, которая появлялась у него во время бесед с сыном.

— Почему не хочешь?

— Не хочу, и все! Ты знаешь обо мне достаточно для того, чтобы нам быть вместе и любить друг друга.

— Ты мне не доверяешь? — обиженно спросил Дмитрий.