Каро-Кари

Пакистанские мидовцы и военные неохотно пускали туда дипломатов, да и прочих иностранцев. Пешавар – ворота в афганское приграничье, Зону расселения племен, где власть федерального центра была ограничена, полицейские и военные отсиживались в немногих опорных пунктах, и надеяться на их помощь не приходилось. Зона племен включала семь «политических агентств» – Южный и Северный Вазиристан, Куррам, Хайбер, Баджаур, Моманд и Оракзай, и в каждом из них базировались исламистские группировки, которые вели войну не на жизнь, а на смерть против исламабадского режима. Взрывали гражданские и военные объекты, устраивали диверсии на шоссе и железных дорогах, похищали людей. Часть этих группировок подчинялась объединенному командованию пакистанских талибов, другие входили в афганский Талибан, третьи примыкали к ИГИЛ. Некоторые сохраняли самостоятельность, и было непонятно, за что и против кого они сражаются. К числу этих последних принадлежал и отряд Файаза Амина, по разным оценкам насчитывавший от пятидесяти до ста закаленных бойцов.

Зона расселения племен начиналась сразу за Пешаваром, и соваться туда в одиночку было сущим безумием. Ксана похитили бы через десять минут, даже если бы его джип сопровождал полицейский или военный эскорт. Но эскортом он не располагал. Не такая важная птица, чтобы ему выделили сопровождение. Собственно, он и не рассчитывал на такую любезность, предпочитая более надежные гарантии со стороны Файаза Амина.

Этот полевой командир прислал за Ксаном в Пешавар своих людей. И теперь, развалившись на заднем сиденье «тойоты лэнд крузера», любимого транспортного средства пакистанских боевиков и бандитов, русский гость мог спокойно размышлять о том, какой выкуп запросили бы за него. За польского инженера, похищенного талибами, потребовали миллион долларов, за афганского консула – пять миллионов. Ну, за американцев взяли бы значительно больше, но американцы не попадались. Они в Зону племен и иные опасные места не совались, всегда имелись в избытке желающие выполнять за них грязную работу – за соответствующее вознаграждение, разумеется. С русскими – иначе. Все – сами, средства для найма помощников среди местного населения не предусматривались. И на выкуп тоже, скорее всего, денег не нашлось бы. В какой бы заднице ни находилась Россия, она все еще считалась великой державой, и любой полевой командир счел бы ниже своего достоинства запросить за Ксана меньше, ну, шести или семи миллионов. Пожалуй, что так.

За окнами проплывали унылые, безрадостные земли. Бурая сухая земля, чахлые кустарники. Но вот вдалеке показались горы, которые занимали три четверти всей Зоны племен. Горная местность делала эту территорию такой удобной для размещения отрядов боевиков и такой трудной для действий правительственных сил по их обезвреживанию.

Перед машиной Ксана в клубах коричнево-серой пыли мчался еще один «лэнд крузер». Замыкала маленькую кавалькаду полноприводная «хонда-минивэн». Гостя встречали не меньше десяти человек, Файаз не хотел рисковать – лишняя охрана в Зоне племен никогда не помешает.

В какой степени можно полагаться на этого человека? Определенного мнения на этот счет у Ксана не было. Он не забывал, что Файаз находился в родстве с президентом Демократической республики Афганистан Хафизуллой Амином, которого советские спецназовцы убили в ходе государственного переворота 27 декабря 1979 года. Вскоре вместе с другими моджахедами Файаз начал вооруженную борьбу против чужаков и режима Бабрака Кармаля. После вывода «ограниченного контингента» советских войск и падения правительства, которое поддерживала Москва, моджахеды перессорились, и Файаза отстранили от дележа «именинного пирога», то есть, от власти в Кабуле. Ненадолго он примкнул к талибам, но и среди них ему не удалось выбиться на первые роли. С тех пор Файаз сохранял обособленное положение среди пакистанской и афганской вооруженной оппозиции. Поступали сведения, что его окучивают игиловцы, но подтвердить это не удалось.

Файаз откликнулся на просьбу помочь миссии ветеранов-афганцев в поисках захоронений советских солдат, погибших в Бадабере. Пошел тогда на сотрудничество, но не скрывал, что другом русским он никогда не станет. Едва ли это было возможно… Однако Ксан имел основания считать, что Файаз у него в долгу.

Его штаб-квартира находилась километрах в ста от Пешавара – в живописной долине, в самом центре Шарского нагорья. Вокруг – хребты и возвышенности, самая высокая – пик Заргун. Поверхность гор абсолютно голая – складчатые сланцевые стены с вкраплениями ледников. А здесь, в долине, радовали глаз зеленые поля, густые рощи.

Поместье напоминало дом сицилийского мафиози: высокие стены, внушительные стальные ворота, на часах – бородатые охранники с дробовиками. По аккуратно вымощенным дорожкам, которые причудливо петляли вокруг лужаек, небольших прудов, клумб с цветами и площадок для барбекю, прогуливались Ксан и Файаз. Афганцу было около пятидесяти. Круглолицый, крепко сбитый, приземистый, он едва доставал русскому до плеча.

– Ты настоящий помещик.