Карпухин

Входит работник аппарата Семин с папкой. Кивает на закрытые двери:

— Началось?

Помощник отвечает кивком, продолжает слушать. Звонит третий телефон. И эту трубку он берет и держит на весу.

Семин смотрит на часы над дверью — на них уже двадцать минут четвертого — и, развернув папку на уголке стола, листает отпечатанные бумаги, соображает что-то.

— Значит, меня не вызывали?

Помощник отрицательно качает головой, кладет вторую трубку, как по конвейеру берет к уху третью.

— Да, да… Началось…

Шура одна в комнате сидит, шьет. Хлопает дверь. Шура поспешно оборачивается, но, увидев, что это хозяйка, опять принимается за шитье.

— Колька мой не приходил? — кричит хозяйка из-за перегородки.

В это время по улице проходит машина. Подождав, не остановится ли, Шура отвечает:

— Нет, не был.

Шура со вздохом переводит стрелку часов назад: еще только пять часов.

Спустя некоторое время входит хозяйка, садится основательно.

— Прошлый раз я тебе про мужика моего не досказала… Вот, значит, приходит он вечером. Двенадцатого пятнадцать минут. «Где ж ты, — говорю, — был до этаких пор?» — «Где? Правление созывали, тебе неизвестно?» А я-то уж знаю, когда правление кончилось. Уборщица правленческая Ульяниха вон через три дома от нас живет. Как шла мимо, постучалась в окно: «Никитична, правление кончилось. Гляди-и…»

Опять по улице идет машина, где-то далеко еще. Шура подымает лицо, вслушивается. И в этот момент ничего для нее не существует, кроме вот этой приближающейся машины. Звук мотора замер: видимо, машина, не дойдя, свернула в проулок. Шура еще некоторое время ждет. Хозяйка сбоку с видом: «Вот уж я этого не понимаю!» — смотрит на нее.

Помощник секретаря смотрит на часы над дверью. Стрелки вытянулись в одну линию: шесть. Вдруг дверь распахивается, нахмуренный, властный человек шагнул через порог.

— Семин где? Семина с папкой.

И вновь захлопывается дверь. Помощник кидается в коридор за Семиным. В пустой приемной звонит сначала один телефон, потом два, потом три сразу. Постепенно звонки смолкают. Входит помощник, за ним — Семин. Он волнуется. Перед дверью в кабинет секретаря обкома прокашливается, словно ему там петь.

Он входит и почти сейчас же возвращается обратно. Взволнован и от этого торжествен и комичен немного. Они обмениваются взглядами. «Как?» — спрашивает помощник. «В самом разгаре», — взглядом же отвечает Семин.

Шура уже не шьет. Она сидит с напряженным лицом. Она уже не может ждать больше, мысли приходят одна страшней другой. А хозяйка, ничего не замечая, как соловей, поет о своем:

— …У четырех детей отца отнять хочешь? У нас их тогда четверо было, Олька после народилась. Детей по-сиротить? Уж я ее взяла в разгон, — с восторгом рассказывает она.

Опять возникает за окном звук идущей машины — в который уже раз! Опять вспыхивает надежда в глазах Шуры. Машина проходит мимо. От ее гудения дрожит стеклянная пробка в графине.

— Я поеду, — решительно говорит Шура.

— Твое дело.

Хозяйка не одобряет ее, а главное, оскорблена, что не дослушали, прервали рассказ на самом интересном месте.

— Если вдруг мы разминемся и он раньше приедет, так вы скажите ему, чтоб он не волновался. — говорит Шура, собираясь. От поспешности она никак не может заколоть волосы.

Шура у перекрестка ждет попутную машину. Вот показывается грузовик. Шура подымает руку. Грузовик остановился. Шура садится в кабину.

Уже начало смеркаться, и шофер включил фары. Их отсвет падает на лицо Шуры. Оно напряженное. Чем ближе к городу, тем тревожней оно. Шофер поглядывает на Шуру сбоку.

Официантка в белой кофточке, в белой наколке, с высокой грудью несет поднос с чаем под белой салфеткой. В каждом стакане — кусочек лимона.

В тот момент, когда официантка проходит, разговоры в приемной смолкают. Здесь уже несколько работников аппарата. Они взволнованы.

Шура видит, как по ступенькам сбегает помощник секретаря, о чем-то говорит с шофером, и одна из машин отходит. На ее опустевшем месте повисает бензиновое облачко. Остальные машины все так же стоят у подъезда, отражая лаковыми боками свет фонарей.

Шура в волнении ходит по узенькому переулочку сбоку здания обкома. Здесь почти все окна потушены, и на фоне неба здание выглядит огромным каменным квадратом. В областных городах всегда есть рядом с центром такие узенькие, темные переулки, как ручейки в озеро, впадающие в главную площадь. Шура ходит взад-вперед.

Из ресторана с двумя матовыми электрическими шарами над входом вываливается подвыпившая компания молодежи. С хохотом шумно садятся в «Москвич», ожидавший их. «Москвич» трогается.

Шура в тревоге ходит по переулку, обрывая с деревьев то один, то другой лист и измельчая их в кусочки. Вдали, в конце переулка, показались лучи фар. Фары потухли, зажглись подфарники.

Компания молодых людей в «Москвиче». В свете фар они заметили идущую впереди Шуру. Они видят ее со спины, и может показаться, что девушка просто прогуливается под деревьями, ждет свидания в условленном месте. Почему не поухаживать? Водителю пришла в голову веселая мысль.

— Айн момент!..