Позднее Карлсон попросила меня, как специалиста по межкультурному взаимодействию, поучаствовать в ее беседе с Головиной, посвященной данной проблеме. Меня эта просьба не очень обрадовала. Мне совсем не хотелось быть свидетельницей того, как Головина узнает, что ее новые коллеги говорят о ней за ее спиной. Но поскольку Карлсон настаивала, я согласилась.
Мы встретились в кабинете Карлсон, и она попыталась объяснить Головиной, какую репутацию та, не ведая того, приобрела в университете. В доказательство были приведены конкретные жалобы не только из IT-отдела, но и от копировальщиков. Головина нервно переменила позу, когда Карлсон предположила, что данная проблема может быть связана с культурными различиями.
Сначала Анна не вполне поняла суть предъявляемых ей претензий. Она запротестовала: «Но мы, русские, общаемся очень тонко. Мы используем иронию и подтекст. Вы, англичане и американцы, общаетесь так просто».
«Да, – вступила я в разговор, – но когда русские начинают критиковать, то эта критика может порой восприниматься людьми из других культур как грубая или прямолинейная. Может такое происходить?»
«Да, ну… это зависит от того, с кем мы говорим, конечно. Дело в том, что наша культура очень иерархична. Если вы начальник и говорите с подчиненным, то вы можете быть очень откровенным в критике. А если вы подчиненный, и говорите со своим начальником, то вам лучше быть очень дипломатичным, когда речь идет о критике». Карлсон улыбнулась, возможно, поняв, почему лично она никогда не замечала какой-либо откровенной критики со стороны Головиной.
Головина продолжала:
«Общаясь с чужаками, мы часто говорим очень напористо. Это правда. Эти ребята из IT-отдела, я их не знаю. Это просто чужие голоса на другом конце телефонной линии. При жизни в СССР чужак был врагом. Мы не знали, кому мы можем доверять, кто нас выдаст властям, кто предаст. Поэтому мы держались от чужаков подальше. Возможно, я, сама того не сознавая, привнесла слишком много русскости в свою работу».
Я заметила, что Головина рассмеялась, продолжая размышлять о ситуации. «Мы также ведем себя очень прямо с близкими людьми, – произнесла она, задумавшись. – Мои английские друзья здесь жалуются, что я высказываю свои суждения слишком безапелляционно, а я, в свою очередь, никогда не знаю, как они воспринимают ситуацию. Я всегда им говорю: “Но что вы об этом думаете?” И они всегда отвечают: “Почему ты всегда обо всем судишь?”».
«Теперь, когда я узнала об этом, – заключила Головина, – я буду вести себя осторожнее и быть более внимательной, когда мне придется высказывать свое недовольство».
У французов есть поговорка:
Низкий контекст и непрямая критика
Американский стиль оценки работы сотрудников, соединяющий в себе чрезвычайно низкоконтекстную коммуникацию с умеренно-непрямой критикой (квадрант С на рис. 11), настолько специфичен, уникален и часто непонятен для остального мира, что заслуживает отдельного описания.
Из-за прямого, низкоконтекстного стиля общения американцы имеют репутацию не слишком утонченных людей. Показывать пальцем на очевидное – оставьте это американцам, в то время как другие будут решать свои межличностные проблемы деликатно, не привлекая к этому внимания. Поэтому представители культур, находящихся в квадрантах A и B, часто удивляются, узнав, что американцы смягчают критику похвалой. Перед тем как переехать во Францию, я жила, училась и работала в США, и тогда я думала, что три позитива на один негатив и обязательная похвала перед критикой – это универсально эффективные техники. Если они хорошо работают в Америке, то они, конечно, должны так же хорошо работать во Франции, в Бразилии, в Китае и вообще везде.