Картахена

– Что ж, это правда. – Я мысленно считала шаги, оставшиеся до пляжа, предстояло пройти еще метров двести, то есть четыреста стариковских шагов.

– Признаться, мне он казался впечатлительным и ранимым. Однажды мы напились у него в номере за картами, и он рассказал мне, что в молодости расстался с женщиной, которую любил, и с тех пор у него ничего хорошего в жизни не было.

– Вот как? Я думала, он вдовец.

Мы уже вышли на пляж и продвигались к тому месту, где вход в воду не испорчен красной водорослью.

– Холостяк, говорю же вам. – Инженер покачал головой и сладко сморщил рот. – Самое смешное, что эта любовная история случилась именно здесь, в «Бриатико». В те времена здешняя хозяйка владела большими землями в округе, а девушка была бедной служанкой. Разумеется, у них ничего не вышло!

– Разумеется, нет. – Я расстелила полотенце на песке и положила на него свернутый халат. – Располагайтесь, я пойду покурю. Вон туда, к маяку.

На самом деле курить можно и на пляже, просто я не могу смотреть на раздетого инженера – меня тошнит. Меня тошнит от стариков, старых стен, старой мебели и застарелой ярости, которой я переполнена, а выплеснуть никак не могу.

На кого я могла бы смотреть не отрываясь, так это на Садовника. Не было такого дня, чтобы, встретив этого человека, я не испытала тихого пузырящегося восторга, он плескался у меня в горле, будто ледяной лимонад. Я всегда любовалась Садовником. Даже теперь, когда подозреваю его в убийстве.

Я потратила столько недель на поиски улик и размышления, а нужно было сделать простую вещь: последить за тем, кто больше всего подходит на роль убийцы. За тем, кто больше всего подходит на роль наследника «Бриатико». За тем, кто больше всего подходит мне, но плевать на это хотел. Если бы я не отпихивалась от этой мысли руками и ногами, то мое расследование свернуло бы на другую дорогу еще в апреле, когда я вспомнила, где видела Садовника раньше.

На поляне возле сгоревшей часовни – вот где. В июне девяносто девятого года, во вторник. Я точно помню дату, потому что в понедельник был день провозглашения Республики, и мы с мамой смотрели на кухне репортаж из Рима. Военный парад медленно двигался по проспекту Императорских форумов – под хриплые крики и барабанную дробь, – а над толпой висело облако красно-бело-зеленого конфетти.

В тот день, когда я увидела Садовника в первый раз, мы с братом стояли на поляне в парке «Бриатико» и смотрели, как пожарные заливают угли из желтого шланга. Солнце стояло еще высоко, и вода над шлангом качалась радужным веером. Мы решили, что дома ничего не скажем, а потом пошли к нашему выходу: скрытой кустом страстоцвета дыре в северной стене усадьбы. Не успев еще свернуть на аллею, мы столкнулись с растрепанным парнем, который быстро шел к часовне, прижимая к груди бумажный пакет из лавки, из пакета торчала чиабата и горлышко бутылки. Пакет мешал ему идти, но, похоже, он просто забыл про него. Увидев нас, парень остановился и спросил, что случилось там, на поляне.

Мы молча уставились на него. Пепелище виднелось в просвете между деревьями, а пожарную машину, разворотившую половину аллеи, нельзя было не заметить, но он все-таки спросил:

– Что случилось? Там все дотла сгорело?

Он сказал perso — пропало, вместо bruciato — сгорело, но я и так поняла, что он не местный. У него был вид заблудившегося англичанина. Потом он спросил:

– Вы не видели тут девушку с рюкзаком и блокнотом для рисования? Она могла быть поблизости. У нее много маленьких косичек и синее платье с белыми полосами.

Я открыла рот, чтобы сказать, что мы ничего не знаем, но тут Бри толкнул меня локтем и спокойно сказал, что девушка пошла вниз, в деревню. Красивая девушка с блокнотом и рюкзаком. Спустилась вниз напрямик, через оливковые посадки. Полчаса тому назад.

Англичанин поднял брови и замер, пытаясь разобрать слова брата. Потом он положил свои покупки на землю и хотел спросить что-то еще, но брат сказал, что мы спешим, и потянул меня в аллею. Мы шли так быстро, как только могли, а потом посмотрели друг на друга и побежали.

* * *

Когда мы достигли поворота на Траяно, я остановилась и села на землю, новые сандалии стерли мне ноги в кровь.

– Ничего, пойдешь босиком, – сказал брат, опускаясь возле меня на колени.

Он расстегнул пряжки, стянул сандалии с моих ног и сунул их себе в задние карманы джинсов: левую в левый, а правую – в правый. Я засмеялась и спросила его, правда ли, что девушка с косичками ушла в сторону гавани. Может, нам тоже пойти в порт и найти ее? Скажем, что они разминулись, что ее парень купил целую корзину еды и бегает по парку, расспрашивая прохожих. За это нам перепадет еще пара монет.

Брат поднялся на ноги и покачал головой:

– Никогда не лезь в чужие дела, Петручча. Я видел, как художница шла в сторону порта, размахивая блокнотом. Может, они поссорились, и она не хочет его видеть.