Читаем Картахена полностью

Некоторое время я стояла перед маленьким зеркалом для бритья, висевшим на гвозде, и смотрела на свое лицо, на котором не было никаких следов прошедшей ночи. Ни теней под глазами, ни распухших губ, ни особого блеска в зрачках. Может, это потому, что наша любовь не взаимна? Потом я умылась, пошла в угол с реквизитом, перебрала все костюмы и нашла платье миссис Хилл, парик тоже был там – нейлоновые желтые волосы на марлевой подкладке.

Ли Сопра едва поместился в эти юбки, сказала мне калабрийка, нам пришлось затянуть корсет потуже и завязать шнурки на пару рыбацких узлов. Потом ему подыскали парик, правда довольно потрепанный, но он согласился и на это. Все смеялись как умалишенные, сказала она, когда капитан с гордым видом поглаживал свою поддельную грудь, набитую ватой.

На подоле платья остались темные следы, но это была не кровь, а земля. Я долго вертела платье в руках, нюхала его, смотрела на свет и наконец нашла то, что искала, на спине, примерно между лопаток. Пятнышко было едва заметным, но пахло мастикой, горечью, хвоей и дымом, этот запах ни с чем не спутаешь. Смола пинии. Пинии растут возле беседки, и только там, не считая одного дерева, небрежно прислонившегося к западной стене гостиницы.

Мое любимое дерево, Pinus pinea, сколько этих шишек я перетаскала домой, чтобы добыть из них белые орешки. Детские умения: как разобрать шишку, не ободрав пальцы, как узнать, готовы ли каштаны в сушилке, постучав ими друг о друга (если звенят, значит, высохли). Взрослые в пекарне стучали по корочке свежего хлеба, проверяя, издает ли она пустой звук. Сейчас в Траяно нет ни пекарни, ни давильни для оливок, а хозяйка сыроварни не смогла получить лицензию в какой-то конторе и продает свой товар чуть ли не тайком, из багажника машины, припарковав ее на задах церкви.

Мне хотелось показать платье Садовнику, но он еще спал, лежал на ковре ничком, на спине у него алели два комариных укуса. Я сняла с вешалки просторный длинный плащ (должно быть, мистера Пикеринга?) и прикрыла своего любовника. Какое-то время я стояла там, разглядывая платье, и вспоминала начало пьесы, которую читала за день до того в библиотеке.

Ах, Фредди, неужели совсем, совсем нет такси? Ты, наверно, плохо искал. Правда, Фредди, ты как-то очень беспомощен. Ступай снова и без такси не возвращайся.

* * *

Первый год в университете был посвящен истории и латыни, второй – праву, а на третьем начались мутные предметы вроде этики и социологии. На втором курсе мне было веселее всего, хотя зубрить приходилось немало. Однажды у нас был семинар о том, что такое следственный эксперимент, вел его настоящий сыщик, худой и очкастый следователь из Остуни, похожий больше на учителя математики.

Все, что я запомнила из его твердых и прыгучих, как каштаны, формулировок, было одно правило: прежде чем проводить формальный эксперимент с пойманным преступником, его нужно поймать. Но пока он не пойман, никто не мешает вам пойти на место преступления и попробовать изобразить все самим. Проделайте все, что проделывал убийца, и в глазах у вас прояснится. Даже если убийца проделывал совсем другое.

Я решила последовать его совету в один из апрельских дней, когда у меня случился выходной: Пулия, которую я вечно подменяю по воскресеньям, решила поработать сама и даже стирку взяла на себя. Думаю, что они с поваром просто хотели побыть вдвоем в полупустой гостинице. У них какая-то старая, но страстная история. Помню, как она забеспокоилась, когда за день до этого застала меня в кухне за попыткой разговорить Секондо.

Я сидела за столом и резала зеленые перцы, а он делал сразу восемь дел и еще отвечал на мои вопросы, оказываясь то в другом конце кухни, откуда его голос звучал гулко, будто в бочку, то над самым моим ухом, так что я слышала крахмальное потрескивание его униформы.

Мне нужно было знать, как проходила репетиция «Пигмалиона» в тот вечер, когда убили хозяина. Я уже опросила человек девять, осторожно, как бы невзначай, и все их рассказы были похожи, но одна вещь не давала мне покоя: никто не мог с точностью сказать, что видел капитана безотлучно пребывающим на сцене или рядом с ней.

Пьесу, найденную в библиотеке, я прочла несколько раз, едва заметно отмечая карандашом появления миссис Эйнсфорд Хилл. Прежняя кандидатка на роль, массажистка по прозвищу китаянка, отказалась из-за слишком открытого платья. Другого платья не нашлось, и даму поручили играть капитану. Он был единственным чужаком, допущенным Бранкой к спектаклю, такова была затея: участвуют только обслуга и врачи. Все держалось в секрете от постояльцев, даже название пьесы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая классика / Novum Classic

Картахена
Картахена

События нового романа Лены Элтанг разворачиваются на итальянском побережье, в декорациях отеля «Бриатико» – белоснежной гостиницы на вершине холма, родового поместья, окруженного виноградниками. Обстоятельства приводят сюда персонажей, связанных невидимыми нитями: писателя, утратившего способность писать, студентку колледжа, потерявшую брата, наследника, лишившегося поместья, и убийцу, превратившего комедию ошибок, разыгравшуюся на подмостках «Бриатико», в античную трагедию. Элтанг возвращает русской прозе давно забытого героя: здравомыслящего, но полного безрассудства, человека мужественного, скрытного, с обостренным чувством собственного достоинства. Роман многослоен, полифоничен и полон драматических совпадений, однако в нем нет ни одного обстоятельства, которое можно назвать случайным, и ни одного узла, который не хотелось бы немедленно развязать.

Лена Элтанг

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Голоса исчезают – музыка остается
Голоса исчезают – музыка остается

Новый роман Владимира Мощенко о том времени, когда поэты были Поэтами, когда Грузия была нам ближе, чем Париж или Берлин, когда дружба между русскими и грузинскими поэтами (главным апологетом которой был Борис Леонидович Пастернак. – Ред.), была не побочным симптомом жизни, но правилом ея. Славная эпоха с, как водится, не веселым концом…Далее, цитата Евгения Евтушенко (о Мощенко, о «славной эпохе», о Поэзии):«Однажды (кстати, отрекомендовал нас друг другу в Тбилиси ещё в 1959-м Александр Межиров) этот интеллектуальный незнакомец ошеломляюще предстал передо мной в милицейских погонах. Тогда я ещё не знал, что он выпускник и Высших академических курсов МВД, и Высшей партийной школы, а тут уже и до советского Джеймса Бонда недалеко. Никак я не мог осознать, что под погонами одного человека может соединиться столько благоговейностей – к любви, к поэзии, к музыке, к шахматам, к Грузии, к Венгрии, к христианству и, что очень важно, к человеческим дружбам. Ведь чем-чем, а стихами не обманешь. Ну, матушка Россия, чем ещё ты меня будешь удивлять?! Может быть, первый раз я увидел воистину пушкинского русского человека, способного соединить в душе разнообразие стольких одновременных влюбленностей, хотя многих моих современников и на одну-то влюблённость в кого-нибудь или хотя бы во что-нибудь не хватало. Думаю, каждый из нас может взять в дорогу жизни слова Владимира Мощенко: «Вот и мороз меня обжёг. И в змейку свившийся снежок, и хрупкий лист позавчерашний… А что со мною будет впредь и научусь ли вдаль смотреть хоть чуть умней, хоть чуть бесстрашней?»

Владимир Николаевич Мощенко

Современная русская и зарубежная проза
Источник солнца
Источник солнца

Все мы – чьи-то дети, а иногда матери и отцы. Семья – некоторый космос, в котором случаются черные дыры и шальные кометы, и солнечные затмения, и даже рождаются новые звезды. Евграф Соломонович Дектор – герой романа «Источник солнца» – некогда известный советский драматург, с детства «отравленный» атмосферой Центрального дома литераторов и писательских посиделок на родительской кухне стареет и совершенно не понимает своих сыновей. Ему кажется, что Артем и Валя отбились от рук, а когда к ним домой на Красноармейскую привозят маленькую племянницу Евграфа – Сашку, ситуация становится вовсе патовой… найдет ли каждый из них свой источник любви к родным, свой «источник солнца»?Повесть, вошедшая в сборник, прочтение-воспоминание-пара фраз знаменитого романа Рэя Брэдбери «Вино из одуванчиков» и так же фиксирует заявленную «семейную тему».

Юлия Алексеевна Качалкина

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия