Картины из истории народа чешского. Том 1

Сказывают, будто князь Вацлав прознал о сговоре, будто кто-то предупредил его об этом. И тем не менее с добрым расположением духа принял он приглашение Болеслава, отправился к нему в замок и веселился, ел и пил у него на пиру. Когда же в веселии и утехах прошла ночь, приблизился к Вацлаву некий старец и еще раз упредил: «Ненавистники подстерегают тебя, князь, хотят убить». — «Верую в мир и покой», — будто бы молвил ему в ответ князь Вацлав и, осиянный верою, с улыбкой пошел к заутрене.

В хрониках говорится, будто удар убийцы настиг князя на ступеньках храма. И далее в той же записи упоминается, будто Вацлав, падая, ухватился за дверной косяк. И умер, едва коснувшись ногами пола. Вот так, сраженный коленопреклоненным, но и вознесенным над землею, он и по сей день живет в легендах и старинных преданиях.

ХРАМ

Вещи общеизвестные не возбуждают любопытства. Люди проходят мимо, не обращая на них внимания, и никого не заботит ни их величие, ни их красота. Никто за ними не приглядывает, но как только какой-нибудь новоявленный любитель прогресса примется эти общеизвестные, вещи сокрушать, общественное мнение разделяется, и одна его часть восстает против другой. Одна сызнова осознает несомненные достоинства старинного уклада, другая поносит отжившие нравы, и таким образом возникает свара, а то и война.

Так вот, когда в Чехии стало утверждаться христианство и когда князь Вацлав с такою готовностью его принял, тотчас с удесятеренной силой вспыхнула любовь к старинным обычаям и пышным цветом расцвело все, что отличает народ славянский от народа западного. Святой князь крепко уверовал, что его земля сможет преуспеть, лишь уподобившись землям Генриха, и потому вступил с ним в союз и заключил договор, однако, верша перемены, бередил он и стародавний образ мыслей, позволяя ему воспламеняться с небывалой силою. И вот то, что кануло в Лету, и то, что лежало у времени на пути, столкнулось во времена правления Вацлава и в одинаковой мере оставило свои пометы на его прапоре. Два потока столкнулись друг с другом, проникли один в другой, и теперь нельзя уж развести их, ибо причина настолько переплелась со следствием, что сумма их составляет замысел, превосходящий желания одной личности.

И сталось так, что этот великий и трудно постижимый замысел вспыхнул в душе Вацлава вместе со стремлением освоить новое и с расположением к тем, кто против этого нового восставал. Князь почитал Драгомиру, любил Болеслава, в смертный миг доверял своим убийцам и в то же время, по словам современников, беседуя с латинскими прелатами, выслушивая их жалобы и сетования, нередко не соглашался с ними, отдавая предпочтение своим противникам.

Однажды, как раз тогда, когда чехи были данниками, а король Генрих восседал в Пражском граде, сторонники Болеслава схватились в окружавших город лесах с королевскими ратниками. Немцев оказалось всего лишь горстка. Они шли себе, как обыкновенно ходят в землях приверженцев — срывали листочки с деревьев и мяли их в ладонях, развлекаясь веселыми побасенками, мечи их болтались на боку, густая лесная поросль цеплялась за плюмажи на шлемах, а сами они в добром расположении духа топали все дальше в глубь непроходимой чащи. Наконец тропинка повернула на просеку, где паслась на приволье лошадка. Она была оседлана. Позвякивали над седлом стремена, и висела на губе узда. И взбрело воякам в голову, что кобылка скорее всего заблудилась, и решили они показать ей путь в свой загон. Подошли они к ней поближе, один ухватил за узду, другой — за подпругу, а третий — за гриву.

И был среди вояк один пожилой человек, который много лет назад в связке невольников работал на постройках. Когда в Чешские пределы вторглись чужеземные конники, разорвал он рабские путы, ударился в бега и с тех пор пробавлялся по военным лагерям. Его там держали, привечая за проворство и ловкость, а то и задавали работу. Так вот, по установившейся привычке, отвести эту кобылку в загон полагалось бывшему рабу. Он должен был ее отвести и тут же укрыться в безопасном месте, ибо доблестные воины уже завели спор, кому кобылка достанется, и чересчур резво дергали ее за узду. Пререкаясь, шлепали они гнедую по крупу, и при этом не ускользнуло от их внимания, что сбруя и седло с украшениями изготовлены на восточный манер. И сказал тут один наемник:

— Кобылка-то, видать, какого-то лесного бирюка, и хозяин ее, пожалуй что, нехристь; а ну как это грех, коли мы ее умыкнем?

Это — лишь первая часть рассказа. А в последующей повествуется о делах, куда менее забавных.