Картотека живых

- Не начинай опять старую песню! - рассердился Эрик. - Сейчас есть другие заботы, кроме твоей вечной грызни с Фрицем. Сигареты мои, ты берешь их от меня, и точка. - Он сунул пачку в карман Оскара, потом небрежно распечатал другую и покосился на разинувшего рот доктора. Тот жадно глотал весь дым без остатка, а "великий Эрих" курил, не затягиваясь -резаное горло и слабые голосовые связки не позволяли, и заставлял себя курить только потому, что сигареты считались в лагере роскошью, а он, писарь Эрих Фрош, мог разрешить себе эту роскошь.

- Ну, что у тебя на сердце, Эрих, выкладывай, - сказал врач и зябко поежился.

Писарь выпустил клуб дыма и прошептал:

- Хочу потолковать с тобой откровенно. Староста лагеря - просто олух. Пусть холит свои усики и строит из себя прусского офицера, против этого мы не возражаем. Но настоящие хозяева лагеря - мы с тобой.

Врач смерил его взглядом. - Мы с тобой? Ты что, разыгрываешь меня?

- Да, мы с тобой, - повторил писарь и положил руку с сигаретой на плечо Оскару. - Вот послушай, Я знаю, какие инструкции получил наш рапортфюрер. Германия вступает в новую фазу войны. Меняется режим в таких лагерях, как наш. Забудь все, что ты видел в Дахау, Освенциме и где бы то ни было. Разве в Гиглинге концлагерь старого типа? Нет! Здесь не будет казарменного духа, эсэсовцы не станут соваться в бараки, а может быть, не появятся даже на апельплаце. Никакой муштры, никаких нелепых придирок из-за чистоты и всяких таких крайностей. Никаких подвалов, карцеров, порок, виселиц или газовых камер. Никаких различий между заключенными. Ты чешский еврей, да еще политический. Очень приятно. А я австриец и всего-навсего уголовник, но теперь на это наплевать. Цветные треугольники на рукаве мы, правда, еще носим, но, если хочешь, можешь его спороть, никто тебе слова не скажет. Тотальная мобилизация относится и к нам. У нас будет рабочий лагерь, а рабочим лагерем правят двое: один - это тот, кто заботится, чтобы людям было что жрать и чтобы у них была работа, - это я. А другой - тот, кто заботится, чтобы люди были здоровы и трудоспособны, - это ты. Согласен? - Погоди минутку, - сказал немного опешивший Брада. - По-моему, тебя провели. Сейчас я тебе отвечу, вот только отнесу окурок товарищам. Мы всегда курим вместе.

Писарь не успел запротестовать, Оскар вошел в барак и через минуту вернулся с одеялом на плечах. Он с сожалением заметил, как Эрих бросил недокуренную сигарету и затоптал ее ногой.

- Как это так: меня провели? - сердито сказал писарь, и шрам на его шее потемнел. - Идиот я, по-твоему, что ли?

Брада усмехнулся.

- Нет, боже упаси! - искренне возразил он. - Ты, по-моему, великий хитрец. Но я не верю ни в какую реальную перемену в отношении нацистов к нам. Ведь мы уже это слышали в Буне, нам твердили то же самое.

- В Буне, в Буне! - проворчал писарь. - Как можно сравнивать! С одного боку освенцимский лагерь истребления, а с другого - русский фронт. Нет, ты не сравнивай. А теперь...

В холодном синеватом небе вдруг затрещал реактивный самолет. Эрих и Оскар одновременно взглянули в сторону, где раздался этот звук, но увидели лишь серебристый след; самолет был уже много дальше, почти на самом горизонте.

- Вот и здесь все изменилось, - важно сказал писарь. - Новая фаза войны! Видал ты прежде такие самолеты? Видел ты их в этой своей Буне? Все теперь новое, приятель. Эти машины быстрее звука. Скажу тебе строго по секрету: ракетный двигатель! Снаряды с таким двигателем каждый день падают на Лондон, они называются "Фау-1". Рапортфюрер утверждает, что подземные ангары, которые мы будем строить...

- Кто будет строить?

- Ну, мы все, наш лагерь. Если тебе неприятно думать, что мы помогаем Гитлеру выиграть войну, занимайся только своими, чисто врачебными делами. Помогай людям...

- Погоди-ка, Эрих, - прервал его Брада. - Ты вчера уже знал об этой новой фазе войны?

- Конечно, знал, - самодовольно усмехнулся писарь. - Я ведь бываю в комендатуре у начальства...

- А если знал, то почему же ты только сейчас говоришь об этом, а вчера категорически запретил нам, врачам, оказать новичкам медицинскую помощь.

Писарь опять положил руку на плечо Оскара.

- А ну тебя, Оскар! Докажи хоть раз, что ты не только умный, но и разумный человек. В том бедламе, который был у нас сегодня ночью, я не мог позволить тебе заниматься больными. Вы бы только путались под ногами, создали неразбериху, уносили бы людей, и мы бы никак не могли сосчитать их. За это ты на меня не сердись. Ordnung muss sein нем.)>. Когда речь идет о такой важнейшей вещи, как подсчет заключенных, твоя благотворительность неуместна. Сегодня - другое дело. Отныне у тебя свободные руки.

- Пепи сказал, что на станции умерло шесть человек и на апельплаце четверо. А тех, кто выжил после этой поездки, вы до сих пор даже не накормили.

- Никак нельзя было. Рапортфюрер тоже жалел об этом....

- Рапортфюрер жалел?