— Я вижу, как ты смотришь на меня, — конунг раздосадованно покачал головой. — Знаешь, раньше я думал, что «всему свое время» — фраза для неудачников и трусов. Что человек сам кузнец своей судьбы и волен писать историю так, как ему заблагорассудится. Но мой последний бой закончился тем, что мне сломали позвоночник и теперь я не могу встать с этого треклятого трона. Боги смеются надо мной за то, что я не смог вовремя остановиться, желая укрепить свою власть. Но сейчас я отдал бы этот чертов трон, замок и все, что у меня есть, ради возможности вновь сесть на коня и проскакать по берегу. Поэтому благодари Грома за нашу встречу, ведь плюнуть ему в лицо причину можно найти всегда. Просто побудь моей гостьей.
В зале наступила тишина, изредка перебиваемая стуком молота о наковальню с внутреннего двора. Иногда ржали кони, кто-то кому-то выкрикивал какие-то указания, но в целом было тихо.
От некоторой неловкости, в которой чародейка сама себе не признавалась, а от этого казалась еще более грубой, взгляд Ноэми постоянно бегал по помещению, оглядывая чучела голов животных на стенах, увешенных еще и огромными медвежьими шкурами, резные сундуки, мерцающие на солнце золотыми узорами, и потом снова возвращался на стол перед собой в надежде разглядеть там что-то новое, но был вынужден вновь перескакивать на очаг.
— Я хотел найти тебя…
— Почему ты позволил матери умереть? — жестоким тоном перебила конунга Ноэми, не сдержав цунами, бушующего у нее в глазах. — Да, я считаю, что ты виноват в ее гибели. Я не для того проделала этот долгий путь, чтобы щадить тебя теперь своими вопросами.
Конунг понимающе кивнул.
— Ты имеешь право задавать любые вопросы тому, кто дал тебе жизнь, Ноэми. Ты думаешь, что я не спас Эстараду? Напрасно. Если бы у меня была хотя бы малейшая возможность отдать свою жизнь за нее, я бы сделал это не раздумывая. Но дело в том, что и твоя мать была готова отдать свою жизнь за нас с тобой. Просто в день ее смерти Грому было угодно отпустить в иной мир мою жену, а не меня.
И Искрад рассказал дочери все подробности того злосчастного вечера, когда она лишилась семьи, начав рассказ с того момента, как они бежали с Эстарадой в Амарилиз. Конунг не притронулся к еде ни разу за весь вечер. А пил лишь тогда, когда совсем не мог говорить от сухости, что брала за горло.
— Я загнал свою лошадь, чтобы не допустить этого исхода, но все равно опоздал, — заканчивал свой рассказ конунг. — Да, я мог погибнуть вместе с Эстарадой, но тогда бы и память о ней навсегда исчезла. А пока я жив, жива и твоя мать.
Ноэми задумалась и спустя некоторое время спросила:
— А я? Не подумай, что мне действительно есть дело до отцовской любви, но все же мне интересно, почему отец может оставить родную дочь?
— Так было безопасно. Защитники из Инквизиции искали дитя конунга и чародейки, и ты была их последней целью на севере до того, как в Холденфелле будет покончено с магией раз и навсегда. Я долго прятал тебя, поручив своему верному другу охранять наследницу своего рода. Но и там паладины отыскали бедную девочку. Когда я узнал, что Йарок мертв и что тебя не нашли в хижине, я решил, что руки защитников все-таки добились своей цели. Ты была мертва для меня до сегодняшнего дня, Ноэми. Я не мог гоняться за призраком.
Ноэми подошла к окну. С высоты башни открывался великолепный вид на город, за его пределы и на внутренний двор.
— На том столбе сожгли мать?
— Это он.
— Тогда мне не нужно объяснять, какая участь ждет и меня в конце.
— Я не допущу этого, — изменившимся тоном настоящего северного воина отрезал конунг.
Ноэми не ответила, она глядела, как волны Рваного Моря облизывают берег суши.
— Так что же привело тебя на север, если не наследство? — вдруг вернулся в разговор Искрад, отпустив печальные мысли об Эстараде.
— Мне поведал всю правду тот, кто нашел меня совсем маленькой в Туурине. Но когда я отправлялась сюда, то я еще не решила, хочу ли увидеть тебя. Меня торопили другие дела, не спрашивая моего личного мнения. Чтобы рассказать всю историю, понадобится больше времени, чем я располагаю, однако сразу к сути. Тебе известно, с какой жестокостью травят магов по всей Неймерии?
— Перед тобой самый главный свидетель этой травли. Если ты ищешь союзника в борьбе против Инквизиции, то ты не найдешь никого лучше того, кто из-за Ордена Защитников потерял всю свою семью. Что ты задумала?
— Дать отпор Дордонии и Ордену Защитников раз и навсегда… — Она обернулась к нему, и солнце ярко осветило ее лицо. — Или умереть.
Лицо конунга, покрытое седыми бровями и бородой, неприятно скривилось.
— Ты хочешь войны?
— Нет. Я уже на ней.
— Наследуй Холденфелл, и вся армия севера будет твоей.
— Я не командующий. Но я прошу тебя быть союзником в той войне, в которой я участвую в качестве воина. Я прошу дать людей, способных биться, но не идти на открытый конфликт с югом.
— Защитники и вся армия Дордонии — сильные противники, — задумался Искрад Терпеливый. — Оставшимся на Неймерии магам не выстоять против них даже с моей помощью.