Касьянов год

Задача разведки оказалась выполнена. Можно возвращаться на явочную квартиру, смывать грим и ехать в сыскное отделение. Но, коли уж попал в такое место, Лыков решил изучить его подробно. Он прошел насквозь весь Зверинец, снова и снова ужасаясь его трущобам. И это вблизи Киево-Печерской Лавры. Как на другом конце земного шара… Редкие прохожие все были из низов, причем самого дурного пошиба. Сыщик осмотрел укромные уголки: Караваевские дачи, пороховые погреба, старое еврейское кладбище. Отдельно прошерстил выселок под названием Верхняя Теличка. Выселок стоял на обрыве, на самом краю Печерской горы, и походил на помойку. Зверинец здесь кончался. Внизу шли рельсы железной дороги и уходили на мост через Днепр. За рельсами виднелась еще горсть домов. Оказалось, то была Нижняя Теличка. Названия сыщик узнал от пьяной бабы, которой дал две копейки.

— А кто тут обитает, в твоих Теличках?

— Да мы обитаем, — ответила баба и икнула.

— А кабак у вас есть?

— Есть.

— А на ночлег можно устроиться?

Баба мучительно задумалась, потом изрекла:

— Эта… надо у Луки Мельяныча спросить.

— Кто таков?

— Ко… комендант, ик! Комендант здешних мест.

— Ну и что? Я ему отчет, что ли, должен давать?

— Должен.

— С чего это вдруг?

— Так здесь заведено, солдатик, — ухмыльнулась баба. — Без согласия Луки Мельяныча никто тебя не поселит. А он мужчина строгий.

— Да уж испытал, — пожаловался Лыков. — Вытолкал меня взашей из ворот, ладно не прибил.

— Тогда что ж. Нету тебе здеся прописки. А форсу[36] двадцать копеек есть, служивый?

— Тебе что за дело?

— Так пойдем под куст, я тебя убла… обла… ик! Ну, ты смикитил. Двоегривенный всего. А?

— Да ну тебя, вон нос-то какой, того и гляди провалится.

— Тогда пошел на…

Баба разразилась отборной матерщиной, и Лыков быстро покинул криминальную слободку.

Умывшись и переодевшись, он в десять часов утра поднялся в сыскную полицию. И сразу встретил там Асланова. Надзиратель был какой-то взъерошенный и сердитый.

— Алексей Николаевич, куда вы вчера пропали? Я искал, искал вас. Хотел вместе Безшкурного допросить, а то вы давеча обижались.

— Спиридон Федорович, я ведь в командировке. Значит, мужчина немного холостой и отчасти неженатый. Сами должны догадаться, где я был.

— Ах, это! Ну, дело хорошее. Бабы в Киеве сладкие. Созонт во всем признался. Его люди приткнули Афонасопуло.

— Как так? — опешил надворный советник. — А мне он другое пел. Что, и протокол подписал?

— Разумеется.

— Мне надо с ним переговорить. Срочно.

— А вот не выйдет, Алексей Николаевич. Сбежал Созонт. Нарезал винта, на жаргоне блатных.

— Как сбежал? Когда?

— Нынче утром. Мы же с вами решили перевести его в Лукьяновский тюремный замок, помните?

— Помню. И что?

— Вот по пути туда он и сбежал.

— Да расскажите толком, как это вышло? Вы что, арестованных в тюрьму без конвоя посылаете, своим ходом?

Околоточный насупился:

— Конвой даем. Но идут туда пешком через весь город. А там, на углу Львовской и Старо-Житомирской, находится трактир Михновского. Известное место и расположено так удачно…

— Спиридон Федорович, для кого удачно?

— Для уголовных, черт бы их драл. Уж не в первый раз они эту проделку в ход пускают. Заходят туда, вроде для того чтобы отдохнуть. Спрашивают сначала чаю, а потом, с хитрецой, водки. Если видят, что конвоиры поддаются. Подпаивают их — и в бега. Прислуга, ясное дело, у фартовиков в сообщниках, помогает. В третий раз оттуда подследственные ноги делают.

— Куда же вы смотрели? И чем думали?

Асланов обиделся:

— Я, ваше высокоблагородие, позвольте напомнить, вам не подчинен. И слушать ваши резкости не намерен.

— Но…

— За конвой отвечает околоточный надзиратель Сороковый из полицейского резерва. Вот ему и задайте свой вопрос.

Лыков понял, что перегнул палку.

— Прошу меня простить, Спиридон Федорович. Виноват, погорячился.

Татарин покосился, подумал — и протянул руку:

— Мир.

— Мир, Спиридон Федорович. Но как теперь быть с дознанием по убийству Афонасопуло?

— Следователю передать. Мы свое дело сделали.

— Но «ивана» нет, он сбежал.

— Будем ловить, служба у нас такая. Рано или поздно поймаем. Ответит. Опять же, есть два его подручных и куча конфискованного барахла. Кстати, вам не нужен порт-табак серебряный? Бесплатно, в презент от киевской сыскной полиции? Я еще реестр не составил.

— Спасибо, я не курю. Но вот что меня смущает…

И Лыков рассказал Асланову о том, что услышал от «ивана», только без упоминания Яшки Гицеля.

Околоточный задумался, потом спросил:

— Безшкурный велел оценщика не трогать? Оттого, что тот сын адъютанта бывшего генерал-губернатора? Сомнительно как-то. Дрентельн давно в земле истлел. Его уж все забыли. А у нас паспорт убитого и письменное признание главаря.

И надзиратель показал питерцу протокол допроса. Там черным по белому было подтверждение его слов и подпись Безшкурного. Вот так оборот!

— Надо тех двоих из банды допросить, которые попались, — предложил Асланов. — Может, они что слышали про разговор?

— Верно. Давайте вместе, а?