Ну а речь Потапыча пошла своим чередом:
- И всё бы ничего, да только дал я маху! Оплошал! Запнулся на радость гаду! Должно, сам чёрт ему помог! Мне б изловить его, а я вот брякнулся! Да головой! Да об пол! Понятно, обеспамятел. Когда в себя пришёл, его уже и след простыл! Ну, прыткий гад! Как мышь! - Потапыч горестно вздохнул.
- Выходит, что не твоим-то рылом мышей ловить! Не твоим!!! - ворчливым тоном, с хрипотцой, заметил расстроенный до глубины души "Профессор".
- Выходит, не моим...
"Гы-ы-ы!"
- А что же Пелагея? Она-то как?.. - задал вопрос один из слесарей, Кузьмич, чернявый, кряжистый - в плечах косая сажень - мужичок.
- Да и она ж, бедняжка, куда-то запропала, - Потапыч, обескураженно сморгнув, развёл руками (дескать, что с меня возьмёшь?), - а я вот, прямиком в больницу!..
- Ну, дела-а-а...
Как-то вдруг, разом, в штаб-квартире утвердилась тишина. Нехорошая тишина! Чего-то приуныли, заметно приуныли слесаря! Тягучие и вязкие, как патока, думки зашевелились да заворочались в коробушках ядрёных черепных. Впору так-то медведю-топтуну
в стынь февральскую в берлоге ворочаться! А тут, вишь, думки! Должно, привиделось им что-то за тёмной пеленой канувшего в лету времени, да примерещилось, да и такое, что, может статься, кошкой на душе скреблось, неимоверно терзая душу человечью. Неимоверно!!! Не катаклизьма ль им завиделась? Не тот ли, достойный сожаления, нещадный мордобой, поводом которому, как нам известно, явился досадный инцидент, так неожиданно побеспокоивший безоблачное допрежь того существование милейшей стрелочницы, Пелагеи да свет Григорьевны, девицы? Поди, узнай! Одно сказать, - греховен мир, греховны помыслы людские. На том, кхе-кхе, земля стоит! Увы!..***
Н
а, падла!!! Получай!!! - звучит удар. - Вот тебе, дрянь!!! Вот!!! - жахнуло ещё раз, по-новой, да чем-то увесистым, наподобие молота!!!