Катализ

– Добро пожаловать, друзья! – страж порядка расплылся в улыбке и даже снял свою голубую фуражку. – Вы прибыли в самый лучший город на свете. Только у нас вы сможете по – настоящему отдохнуть, только у нас найдете настоящую работу, только у нас познакомитесь с настоящими людьми… Впрочем, все это вы, конечно, знаете, – прервал он вдруг сам себя и представился, приложив три пальца к фуражке: – Майор Кальвини.

– Очень приятно. Станский, – сказал Эдик.

– О, у вас знаменитая фамилия! – заметил Кальвини.

– А я и сам знаменитый, – обиженно сказал Эдик, не зная точно, его ли имеет в виду этот человек.

Майор улыбнулся. Потом представились остальные. Приятная была обстановка. И как – то сразу забылись все страхи. и непонятно было, в кого тут стрелять. Не в этого же майора Кальвини, такого симпатичного и любезного. Он представитель власти. Так где же бдительность? Где диктат? Что – то совсем непохоже на ужасную тоталитарную систему, в которой подавляется все разумное и доброе, а инакомыслящим рубят руки. И Женька шепнул под шумок Черному:

– Скажем?

И показал глазами на «ледовый башмак». Черный решительно кивнул.

– Господин майор, – начал он, потом осекся (почему, собственно, господин?), но Кальвини не отреагировал, и Черный продолжил: – Мы хотели сообщить вам, что у Билла в трюме довольно странный груз… У него полный трюм отрезанных… ладоней.

– А, – Кальвини только рукой махнул, – старина Билл в своем репертуаре. Небось Хантега с Артемом опять наворотили. Идиоты! Но что поделаешь, – он развел руками, как бы извиняясь перед гостями города, – дуракам закон не писан. – Потом перешел на торопливый и решительный тон. – Ну, значит так, друзья. Вот это пятый радиус, – он показал на начинающуюся у пристани улицу, – пойдете по нему прямо, прямо, прямо, пересечете два кольца и через ворота попадете в центр. Андерстэнд? И не стреляйте больше. Договорились? Будьте счастливы. Чао.

Он повернулся и быстро зашагал в сторону города. Большая кобура смешно подпрыгивала у него на боку.

5

– Какие будут мнения? – поинтересовался Станский.

– Идти в центр, – простодушно ответил Любомир, – здесь тоска зеленая.

– Присоединяюсь, – сказал Черный, – идти надо, но насчет тоски – не согласен. По – моему, здесь очень весело: каждому можно носить оружие, а стрелять нельзя только потому, что люди спят. И уж конечно, отрубленные руки – здесь дело житейское. Подумаешь, какой – то Артем нарубил спьяну – что ж с него, с дурака возьмешь… Слушайте! А может, у них перенаселение? Чем больше народу перебьют, тем лучше.

– Бред, – сказал Цанев, – скажи еще, что у них очень много лишних рук. В некоторых странах – буквально по пять – шесть на душу.

– Ну, не знаю! – Черный обозлился. – Сумасшедший дом какой – то.

– А я не верю, что они могут рубить кому – то руки.

Это сказал Женька. Он долго думал и пришел к выводу, что ни о какой изощренной жестокости в этом мире не может быть и речи. Идеалист, скажут ребята, поэт, пусть подсмеиваются, а он все равно уверен в своей правоте.

– Может быть, эти руки не настоящие, – высказал Женька одну из утешительных догадок.

– Ну, знаешь, – Любомир даже обиделся, – кто здесь врач, Евтушенский, ты или я?

– Ты врач двадцатого века, – напомнил Женька, – а это могут быть руки биороботов.

– Запчасти что ли? Не смешите меня, дуся, я человек, измученный анафом.

– Кстати, рубить руки андроидам, может быть, еще большее варварство, чем людям, – заметил Станский. – Во всяком случае, это еще более ненормально. Больной мир.

– И все равно не верю, – упрямо повторил Женька. – Не верю. Просто здесь все по – другому. Слишком по – другому. Нам не понять.

– Ребята, не расслабляться, – в голосе Черного зазвенели командирские нотки. – Женька тут наплетет. По – другому, не по – другому – у нас с вами пока свои законы, своя жизнь, и мы ее должны защищать. Ясно? Старик Билл пьян, майор Кальвини – добродушен, а каким будет третий, мы не знаем. Так что – не расслабляться!

Но третий оказался таким, что не расслабиться стало совсем трудно.