Из – за поворота внезапно вылетела обтекаемая, как капля, ярко – красная машина, больше всего похожая на бобслейные сани. Она парила над улицей сантиметрах в двадцати, и поначалу Женька подумал об антигравитации, но когда эта сухопутная лодка подплыла ближе, стал явственно ощутим плотный поток воздуха, вырывающегося из – под нее. А сидела в лодке роскошная блондинка в таком же как у Ли скафандре.
– Привет, Крошка, привет, мальчики, – сказала Юха, и ее красная «гондола» с тихим шипением опустилась на уличное покрытие. – Садись, поехали. Время – жизнь. Кстати, ты знаешь, что ракетника на Москвузавтра не будет?
– Поеду подушкой, – Ли развела руками.
Черный кашлянул.
– простите, вы говорили что – то про встречу в отеле «Полюс».
– Да, да, – Ли уже забралась в «гондолу», – любой номер в «Полюсе», а я буду у вас не позже полуночи. И главное, никому, никому не говорите, что вы из прошлого. Вы поняли меня? Это очень серьезно. Будьте счастливы!
– Будем ждать, – пообещал Черный с солидным видом начальника.
Цанев ухитрился поцеловать ручки обеим красавицам. Женька, глядевший на Ли неотрывно и одуревший от счастья, соображал туго. И только Станский догадался задать практический вопрос, когда лодка уже поднялась над землей:
– А сейчас, сейчас сколько времени?
– Шесть, – крикнула Юха, – Шесть часов вечера!
6
Улица, на которую они вышли, была шире той, что вела к пристани, ярче освещена, но почему – то менее ухожена, кое – где лежал снег. Направо вдалеке еще виднелась красная точка уезжающей машины, слева появилась другая машина – приближающаяся. Однако все четверо дружно решили не ждать новой случайной встречи, а двигаться прямиком в центр. До свидания с Крошкой Ли оставалось не так много времени, если учитывать всевозможные непредвиденные обстоятельства.
Миновав перекресток, где на всех углах синели большие цифры: "2" – вдоль кольцевой улицы и "5" – вдоль радиальной, а номера домов, написанные мельче, светились красным, они вновь увидели разнообразные, эффектные, вычурные здания центра. Теперь, с близкого расстояния, стало понятно, что город – сказка, город – памятник, город – музей построен как бы понарошку, составлен из уменьшенных копий знаменитых сооружений. Они узнали Норд – Дам, Биг Бэн, Спасскую башню, Кельнский собор, Эмпайр Стейт Билдинг, Пирамиду Хеопса, Храм Василия Блаженного, Эйфелеву башню, Афинский Акрополь, Капитолий, Тадж – Махал, и много там было еще такого, что выходило за рамки знаний среднего эрудита, а специально архитектурой ни один из них не занимался. Меж тем самым забавным было то, что все эти здания стояли как бы погруженные в захлестывающий их хаос торосов. Конечно, никакой это был не лед – это было, наверное, стекло, но тщательно продуманные причудливые изломы его создавали впечатление совершенно естественного пейзажа широкой торосистой гряды, из которой торчали тут и там шедевры мировой архитектуры, словно сметенные со всей планеты сюда, на полюс, каким – то гигантским катаклизмом. И в то же время было понятно, что все сооружение образует над центром города глухой защитный колпак. И, как апофеоз победившего стихии человека, господствовала, царила надо всем невозможная, чудовищно прекрасная золотая башня, устремленная ввысь – нечто среднее между костелом в стиле «пламенеющей готики» и космическим кораблем на старте.
От созерцания города их отвлек шум пролетающего самолета. Первым рассеянно взглянул наверх Женька, а за ним и все задрали головы, как зеваки на базаре в начале двадцатого века. Это был не самолет, а наверное, тот самый ракетник, который упоминала Юха. Белый, светящийся, как диск луны в ясную погоду, продолговатый, как дирижабль, предмет двигался сначала вертикально вверх, а потом, почти остановившись, развернулся на девяносто градусов и с заметным на глаз ускорением умчался вдаль строго параллельно земле.
– Что я говорил – двадцать четвертый век! – прокомментировал Любомир.
– Тридцатый, – отозвался Женька.
– Ничего особенного, – злобно буркнул Черный, – сарделька летающая.
А Станский промолчал, обдумывал что – то.
Тем временем они вышли на первую кольцевую улицу, и Черный сказал:
– А вот и ворота.
Ворота и надвратная башня, вмерзшие в ненастоящий снег и лед, сделаны были под старину, и, как и все здесь, являлись копией чего – то.
– Ребята, – обрадовался Женька, – да это же Таллин! Морские ворота в старом городе.
Эдик и Черный кивнули, а Цанев, который в Таллине никогда не был и потому сентиментальных чувств к воротам не испытывал, первый трезво отметил, что вход наглухо закрыт, а апостола Петра поблизости что – то не видно. Проблема, однако, разрешилась до смешного просто: ворота любезно разъехались в стороны, стоило только подойти к ним. Женька поймал себя на том, что и этому как бы по инерции удивился, а ведь такие штуки и в их время были. «В том же Таллине, – вспомнил он, – в аэропорту.»