Русская революция хочет мира. Тогда зачем медлить? Зачем свергать Вильгельма, когда его королевское высочество, сам принц Рупрехт Баварский, главнокомандующий Восточным фронтом, не думает ни о чем другом, как о помощи русским рабочим и крестьянам, одетым в солдатские мундиры, русским пролетариатам, угнетенным своими и англо-французскими капиталистами, чтобы сбросить ненавистное иго международных банкиров и, установив прочно господство трудящихся масс в России, установить вечный мир между Россией и Германией.
Таково было действительное содержание немецких прокламаций, распространяемых среди русских войск.
Воззвания Его Королевского Высочества к русским войскам были не единственным средством, использованным немцами для передачи своего обещания, что ни один выстрел не будет произведен немцами без провокации наступления русских. Имперская Германия зашла еще дальше в своей дьявольской игре на первобытной наивности русских воинов. Кое-где из немецких окопов навстречу русским двигались «мирные делегации» с белыми флагами. Эти «делегации» были отогнаны огнем русской артиллерии. Это вызвало возмущение в русских окопах, а новые немецкие прокламации не жалели слов праведного гнева против нежелания русских генералов прислушаться к мирным предложениям Германии. Затем генерал Драгомиров приказал принять одну из таких немецких делегаций и доставить ее к нему. В присутствии делегатов армейских комитетов был допрошен главный германский парламентарий. У него, конечно, не было никаких мирных предложений.
Этот локальный эпизод, однако, не возымел целебного эффекта. Получив такого могущественного союзника в борьбе за «мир во что бы то ни стало», наши воины с неописуемым возмущением встречали любые попытки командиров побудить их к действию.
Русский фронт замер. Гробовая тишина воцарилась вдоль наших позиций на сотни миль. Русские солдаты были приняты немцами в качестве гостей. Последовала волна братаний, сопровождаемая бесконечными встречами. Времени для этого было предостаточно, ибо русские войска отказывались даже чистить винтовки. На Русском фронте было установлено фактическое перемирие, в то время как друзья русской Революции в германском Генеральном штабе торопили свои дивизии с Востока на Французский фронт.
Трудно сказать, к чему могла привести эта ситуация. Но в самый разгар игры, поставленной немцами, произошла небольшая ошибка. Внезапно закончился период расцвета трогательной дружбы принца Рупрехта и генерала Людендорфа с нашими неграмотными русскими крестьянами в окопах.
В момент наибольшего бездействия на Русском фронте немецкие войска внезапно перешли в наступление на Стоход. Быстрый удар дал отличные результаты. Русские полки, далекие от всякой мысли сражаться, были застигнуты врасплох. Огромные массы артиллерии и 25 000 пленных составили немецкую добычу — первый результат «борьбы за мир» путем братания, проводившейся по указаниям Людендорфа и Ленина.
Впечатление, произведенное ударом на Стоходе на ту часть русской демократии, которая искренне занималась борьбой за немедленный справедливый мир, было поистине сокрушительным. Людендорф, как он сам признается в своих мемуарах, быстро понял ошибку германского верховного командования. В германской штаб-квартире было решено не допустить повторения таких досадных эксцессов. Немецких ударов по Русскому фронту больше не будет, доносило до наших окопов немецкое командование. Это обещание Людендорф сдержал.
Однако, к счастью для нас, впечатление, произведенное Стоходским наступлением, не удалось сгладить. Где-то в подсознании души русской демократии произошел глубокий надлом.
Наступлением на Стохода закончилось то, что можно назвать пацифистским периодом русской Революции. Начался новый период, период обороны. Сама русская Революция, а не только «империалистическое» Временное правительство, решила продолжать войну, пока этого требуют обстоятельства. Конечно, эта новая психология защиты, начавшая развиваться в сознании масс, не проявилась в полной силе сразу после Стохода. Наоборот, внешняя картина положения на фронте и в тылу казалась еще более безнадежной и неразрешимой. Во всяком случае, так расценивал ситуацию Александр Гучков, первый военный министр Временного правительства, и его ближайшие сподвижники.
Глава VII
Гучков