Катастрофа. История Русской Революции из первых рук

Стало очевидным, что российские политические партии, ни с одной из которых я не был полностью согласен и среди которых у меня были друзья и сторонники, должны были быть поставлены перед ясной альтернативой: либо они сами берут на себя всю ответственность за судьбу нации или они должны дать мне хоть какую-то свободу делать то, что я считаю нужным для страны, независимо от партийных доктрин и личных интересов. 21 июля я сложил с себя все должности и звания, передал все текущие дела вице-премьеру и тайно уехал в Царское Село. Центральный комитет всех партий немедленно разослал срочные приглашения на собрание чрезвычайного политического значения. Вечером дня моего отъезда в Малахитовом зале Зимнего дворца состоялось историческое собрание ответственных представителей всех партий, на которых держалось правительство. Я не хочу описывать то, чему не был свидетелем. Знаю только, что собрание длилось всю ночь, прервавшись в четыре часа утра. Оказавшись лицом к лицу с вопросом об ответственности за страну, никто из присутствующих не рискнул взять ответственность на себя. Заседание завершилось, наконец, решением поручить мне вновь заполнение постов Временного правительства так, как я считаю нужным, не стесняясь давления, претензий или требований ни одной из сторон. Правда, это решение было немедленно нарушено обеими сторонами — и левой, и правой. С обеих сторон мне сообщили «совершенно приватно»: «Конечно, вы совершенно вольны выбирать членов правительства, но если вы пригласите того или иного человека, то центральный комитет нашей партии сочтет его участие в правительстве вопросом, касающийся только его самого». Иными словами, мне «приватно» угрожали воинствующей враждебностью стороны.

Такое партийное двуличие, естественно, чрезвычайно пагубно сказалось на деятельности Временного правительства в том виде, в каком я его конструировал. Это лишило правительство того единства, столь необходимого в столь необычайно тяжелое время. Я решил, однако, вернуться к власти, полагая, что осознание всеми партиями необходимости моего участия в правительстве даст, по крайней мере на время, возможность бороться за восстановление России. Возможно, с моей стороны было кардинальной ошибкой вернуться к власти в тот момент. Может быть, мне следовало уйти на время в отставку в тот момент, когда вне центральных комитетов различных партий и кругов профессиональных политиков мой авторитет и популярность в стране были очень велики.

Возможно? Я не знаю. Во всяком случае, это определенно было бы благотворно для меня самого. Вопреки утверждениям моих противников справа и слева у меня не было «жажды власти». Я не раз предлагал безудержным критикам политики Временного правительства взять на себя формальную ответственность за страну при условии, что они сделают это, не прибегая к восстанию и мятежу. Мое возвращение в Зимний дворец было мотивировано осознанием долга перед страной.

В сложившихся условиях, когда стране изнутри и извне грозит (я официально писал 24 июля заместителю председателя правительства), я считаю невозможным уклоняться от тяжкого долга, возложенного на меня представителями социалистических, демократических и либеральных партий.

В том же письме я изложил, по моему мнению, руководящие принципы, необходимые для управления страной.

В основу решения этой проблемы я кладу свое непоколебимое убеждение, что спасение республики требует отказа от партийных распрей и что общенациональная работа по спасению страны, касающаяся всего народа, должна идти в условиях и в формах, продиктованных острой необходимостью продолжения войны, поддержания боеспособности армии и восстановления экономической мощи нации.

После ночи душевных и душевных терзаний, испытанных также всеми участниками собрания, я в течение суток сформировал новый кабинет. Вопреки практике первых месяцев Революции, члены правительства, носители высшей власти, теперь были формально освобождены от всякой зависимости от партийных комитетов, Советов и т. д. Их ответственность была теперь «только перед страной и их собственной совестью». Министров от Совета и министров от Думы больше не было. Были только министры российского правительства. Отказались теперь и от практики коллективных длинных министерских заявлений, годных только для крайних партийных догматиков.

Состав нового кабинета соответствовал беспартийной национальной правительственной программе.

Из шестнадцати министров только трое были противниками буржуазно-демократической коалиции. Двое из них (Юренев и Кокошкин, представлявшие партию кадетов) выступали за чисто буржуазное правительство, а третий (министр земледелия Чернов, лидер социалистов-революционеров) — за чисто социалистическое правительство. Все остальные министры были твердыми сторонниками правительства, объединяющего в себе все творческие политические силы нации, независимо от партийных и классовых различий.