Катенька

– Меня на кухне Аглая ждёт. Указ дала туда и обратно, – Катя вспомнила слова нянюшки, нужно сказать Глебу Фёдоровичу, что отныне прогуливаться они будут реже, чтобы не сердить Ольгу Дмитриевну.

– Полно тебе, мы на минуточку. Ну же, соглашайся. Яшка, смотри, как радуется.

– Пожалуй, из-за минутки тётушка Аглая не осерчает, – согласилась Катя, посмотрела на Яшку, а он уже всё съел, даже донышко вылизал.

– Заешь что, Катя? – Глеб загадочно посмотрел на неё. Глаза его сияли совершенно по-особенному. Она не смогла выдавить ни звука, только глядела в ответ.

– Я сразу понял, там будет наше с тобой тайное место. Мы можем приходить туда и поодиночке. Например, читать в тишине, – тихо, опустив голову, добавил, – или вдвоём. Я буду из дерева фигуры вырезать, хочу ангелочка сделать, а ты будешь мне что-нибудь рассказывать. Правда, здорово?

Катя кивнула. Язык у неё словно отнялся, и слова все как-то позабылись.

Они остановились у реки. Возле одинокого пышного дерева, в зеркальной глади воды отражалось небо, на миг даже показалось, что оно и вправду к самым их ногам спустилось. Яшка на солнышке растянулся и зажмурился от удовольствия.

– И правда, красота! – Катя представила, будто в мире только они втроём и остались. Редко удавалось выбраться на улицу из-за домашней работы. Но тут же опомнилась и сказала, – Ольга Дмитриевна и нянюшка сердятся, когда мы прогуливаемся вместе. Да и времени у меня нет…

Глеб Фёдорович тут же прервал её, не дав договорить.

– А мы никому не скажем про это место, оттого оно и тайное. А что про время, так ненадолго, вот как сейчас, – на мгновение он замолчал, а после, весь зардевшись, продолжил, – Катя, вчера, когда ты спасла щенка, я понял точно, ты мне не друг вовсе.

У Кати дух перехватило.

– Как? Почему? Чем я вас обидела? Вы мой друг единственный, никого больше…

– Нравишься ты мне.

И все слова и все мысли Катины рассыпались как бусинки по полу, теперь не собрать. Возникло в её голове только одно. Имя нежное, родное и ласковое – Гле. Лишь вымолвить его не получилось, хотела молча дальше слушать барина.

– Вот представь, станем взрослыми, поженимся, – Яшка заливисто загавкал, Глеб Фёдорович рассмеялся, – вот видишь, дело говорю. Обещаю, так и будет.

Он взял её за руку. Катя другой рукой зажала расплывающиеся в глупой улыбке свои губы.

– Ну что, Катерина Павловна? Согласна? Только представь, будем вместе выезжать в Смоленск на балы, на встречи. Вот ты куда хотела бы?

– В театр.

– Вот! Даже мечты у нас общие. Я тоже хочу там побывать, посмотреть спектакль.

Он так говорил, что казалось, уже завтра они отправятся исполнять желаемое.

– Мне так нравятся ваши слова, вечно бы слушала, но пора идти, – Катя не хотела уходить, оставлять барина, но нужно было возвращаться на кухню.

Она поплелась работать, но, сама себя пугая, замерла, обернулась и крикнула оставшемуся под деревом барину:

– И слова ваши нравятся, и мечты общие. А больше всего вы! Вы, Гле!

И без оглядки побежала к дому.

Глава 3

Карета ехала медленно, покачиваясь. Катя сидела напротив нового хозяина. Она с трудом осознавала происходящее, всё ей казалось дурным сном. Крепко сжимая маленький узелок и глубоко вдыхая прохладный воздух, старалась сдержать слёзы. Её дом, её Гле становились всё дальше. Всё, что придавало смысл существованию, таяло вдали.

– Ольга Дмитриевна сказала, что ты образованна. Хорошо знаешь французский? – прервал тишину Константин Романович Лаврин. Она вздрогнула, едва уловив вопрос.

– Варвара Евгеньевна, нянюшка Глеба Фёдоровича, обучала нас французской грамоте, – дрожащим голосом тихо ответила Катя.

Её тревожил лишь один вопрос, который она не осмеливалась задать. Вернутся ли они когда-нибудь обратно в Смоленскую губернию? Только благодаря этой надежде билось сейчас её глупое сердце.

– А твои родители? – изучающе поглядывая на неё, расспрашивал барин.

– Сирота я. Нянюшка растила меня. Я всегда подле неё была, по дому служила. Её не стало, когда мне двенадцать исполнилось, – ей было тяжело говорить и делиться с новым барином.

– И что же ты, осталась совсем одна? – не унимая любопытства, продолжал Константин Романович.

– Нет, Глеб Фёдорович остался единственным другом, а через шесть лет и его забрал недуг – пневмония. Двадцать лет ему всего было, – Катя склонила голову, пряча слёзы. Не будет ей жизни на чужбине, оставалась душа её на булгаринском погосте.

– Ольга Дмитриевна невзлюбила тебя, потому что ты была близка с её сыном?

Катю напугал вопрос, узелок упал в ноги.

– Простите барин! – кинулась она поднимать его, карета подскочила на ухабе, Катя схватилась за мягкое сидение.

– Не бойся ты так, наказывать я тебя не стану.

Барин подал ей узелок. После поправил на себе тёплое одеяло, откинулся на спинку и спустил на нос высокий цилиндр.

– Знания языка тебе пригодятся в Париже. Можешь немного отдохнуть. Дорога нас ожидает долгая и трудная.

Больше спутники не произнесли ни слова. Катя выглянула в окошко, за мелькающими обнажёнными деревьями вдоль дороги виднелась бесконечная заснеженная степь. Зимние просторы вскоре убаюкали её.