Катя едет в Сочи. И другие истории о двойниках

Аннушка тогда нигде не работала, всё не могла трудоустроиться, чтобы по душе пришлось (ещё одна боль родителей, которая должна была отпасть вместе с первой). И вот каждое утро она вместе с Ильёй вставала в семь пятнадцать, чтобы проводить его до госпиталя – и каждый вечер ровно в шесть встречала его на КПП. По дороге жених рассказывал невесте о сегодняшних больных, о взбалмошной хирургине Ксении Юрьевне, к которой Аннушка слегка ревновала, о том, как солдатики бегают из одного корпуса в другой с направлениями и анализами, – в общем, рабочий день Ильи генеральская дочь представляла себе объёмно и живо, в подробностях.

Вечером накануне покупки машины генерал удивился, что Аннушки с зятем так долго нет. Дочка вернулась только к девяти, одна и расстроенная.

– С ним что-то случилось, папа! Я ждала у КПП, как всегда. Ко мне даже солдата отправили. Сказали, ну так позвоните ему в отделение, а у меня номера телефона нет, никогда я ему не звонила!

Илья так в тот вечер и не вернулся в Дом Чекистов, а генерал, уже когда лёг спать (Аннушку отпаивали настойкой пиона до самой ночи), вдруг вздёрнулся весь и поспешил в свой кабинет. Там на столе, между двух папок с документами, лежали деньги на машину. А теперь, конечно, не лежали.

– Дурак же, какой я дурак! – ругал себя генерал. Так сильно ругал, что супруга смолчала, обошлась безо всяких «а я говорила».

Труднее было с Аннушкой. Никак она не могла поверить в то, что жених её сбежал, ограбив родителей. Даже когда генерал при ней звонил в госпиталь и ему сказали, что никакого Ильи Спиридонова там не знают. А вот Ксения Юрьевна там действительно работала, только была не хирургиней, а процедурной сестрой…

Генерала вскоре перевели в Москву со всем его пострадавшим семейством, соседям юный «Спиридонов» не слишком-то примелькался, поэтому спустя столько лет и стал заново шнырять по квартирам Дома Чекистов. Не давала ему покоя та история с секретными документами.

– Вбил он себе в голову, что это были личные бумаги Анастасии Романовой, которая будто бы спаслась каким-то чудом после казни в Ипатьевском доме и жила до самой смерти в режимном подъезде, – рассказывал капитан Воронин. – Он вам, Юлия Ивановна, показывал следы ермаковских пуль на фасаде?

– Показывал.

– Но вы же понимаете, что никаких следов там остаться не могло, даже если бы Ермаков и вправду стрелял тогда в генеральскую жену? Фасад неоднократно обновляли. Тем более после такого вопиющего случая.

– А почему он тогда?..

– А потому что наш Михаил Сергеевич, или, как вам привычнее, Олег Аркадьевич, одержим не только мелкой и крупной выгодой, но и тем, чтобы любой ценой сделать жизнь увлекательнее! Свою, вашу, мою, нашу общую жизнь… Украшал правду, обставлял реальность подробностями, привирал всегда со знанием дела. Знал, что́ на кого подействует. Вас попытался своей генеалогией впечатлить. Других – военными или врачебными заслугами. На женщин действовал неотразимо, куда нам, грешным…

Аннушку он соблазнил совсем ещё молодым человеком – ему только-только восемнадцать стукнуло. Всех делов-то было – регулярно от корки до корки читать «Медицинскую газету» и «Красную звезду», куда при всей нашей секретности просачивались любопытные факты, которые Кузин запоминал и использовал. Да он чужие биографии носил как костюмы! И все приходились впору.

– Ну не знаю, – засомневалась Юля. – Мне вот он как-то сразу показался подозрительным. Но я тоже сомневалась! Даже ругала себя, что плохо думаю о незнакомом человеке. А что было после Аннушки, на чём он засы́пался?..

Генеральских денег Кузину хватило ненадолго. Он быстро привык жить на широкую ногу: одевался на вещевых рынках, обедал в ресторанах, целое лето провёл в Крыму. Там на пляже познакомился с новой «невестой» – с ней пришлось возиться дольше, потому что она была обеспеченная вдовушка с маленьким сыном. Жила в Волгограде. Обобрал в конце концов и вдовушку. Поехал с деньгами в Сочи, там – новый роман, старая схема… Любовь, признание, загс, исчезновение с деньгами или ценными вещами. Даже как-то надоело уже. Обязательно брал на память о каждой своей подруге какой-то небольшой трофей – так повелось с аметистового перстенька глупой Аннушки, пропажу которого она заметила, уже когда переезжала в Москву.

При этом Кузина тянуло заняться чем-то серьёзным – сказать своё слово в исторической науке, написать книгу. Хотелось вернуться в свердловский Дом Чекистов и найти тайник с документами. Но отвлекала презренная бытовуха: вечный поиск новых несчастных баб, мелкое мошенничество с землёй, позднее – оконный «бизнес», на котором он, кстати, попался во второй раз, не сумев отказаться от приработка.

Несчастные бабы, к счастью, не переводились – этого добра у нас хоть пруд пруди. Вот только выдавал теперь Кузин себя не за врача, а за военного. Это после того, как связался с очередной невестой, а у неё, как выяснилось, вся семья – докторишки. Тут уж «Медицинской газетой» не отделаться, хотя он и энциклопедию почитывал, а всё-таки опасался погореть.