Катулл

Катулл вгляделся в очертания нового видения. Черные и красные пятна мелькали, раздваивались, роясь, угасая и вспыхивая, и мешали ему смотреть. Наконец он различил светловолосого человека, стоявшего перед ним с гордым и воинственным видом. В его лице Катулла поразило отчетливое сходство с прекрасным лицом Клодии.

— Вот твое заклятье! — снова раздался голос Агамеды. — Я разгадала его.

Напрягаясь всем телом, Катулл потянулся к стоявшему, с жадной ненавистью запоминая смелое, нахмуренное лицо. Сильная боль сдавила грудь, он опрокинулся, ударился головой об пол и потерял сознание.

III

Очнулся он перед рассветом, увидел над собой небо и понял, что лежит во дворе, на шаткой скамейке, прикрытой своей одеждой. Расправив затекшие руки, он надел тунику, накинул плащ и, пошатываясь, прошелся по двору. Ему хотелось расспросить Агамеду о смысле ночных видений. Башмаки Катулл не нашел и опасливо ступал по остывшей за ночь, усеянной острыми камешками земле.

Небо чуть розовело, на крыше кротко стонала горлица, и суетились воробьи. Протиснувшись в узкую дверь, Катулл оказался в темном коридоре, по которому пришлось пробираться, вытянув руки. Он уже собирался позвать кого-нибудь, как услышал за дощатой стеною приглушенный разговор.

— Петухи пропели, — произнес голос Агамеды.

— Пойду взгляну на него, — сказала Климена.

— Да подожди, он должен дрыхнуть еще, — возразила Агамеда. — Выпьем лучше по стаканчику, подкрепимся. Ночью работа была на совесть. Вон, гляди-ка, Канидия совсем разомлела. Эй, проснись, успеешь выспаться в своей конуре!

— Чего пристала? — сердито зашипела женщина, названная Канидией. — Покою от тебя нет: то гостей принимай, то участвуй в богопротивных гаданиях. Деньги-то сами загребаете, а мне — мышиную долю. Уйду скоро от вас, я вам не рабыня…

— Кому ты нужна, щербатая посудина, толстозадая дура? — засмеялась Агамеда. — В дорогих лупанарах держат таких красоточек — пальчики оближешь… А на тебя польстится разве какой пьяница…

— Ну, уж ты слишком поносишь Канидию, сестра, — вмешалась Климена. — Она недурна собой, зачем зря говорить. И к чему вы ссоритесь, дорогие? Все в порядке, кошелек у меня. Поделим по справедливости… Наливай, Канидия, милашка.

Катулл хватился кошелька и с досады закусил губы.

— А насчет гаданий — не тебе судить, — продолжала за стеной Агамеда, — я в таких делах собаку съела. Разве ты не поняла, что великая Геката приняла жертву?

— Знаю я вас, морочите людям головы… — огрызнулась Канидия. — К тому же ты, старуха, так меня хватанула — на груди синяки… А мерзавка Сцинтилла стала щекотать меня под коленками. Еще немного — я бы влепила ей затрещину… Клянусь Юноной, к свиньям такие представления!

— Много ты понимаешь! — Агамеда закряхтела сипло, как простуженная ворона. — Эти ослы ни за что не поверят в истинность гадания, если перед ними не разыграть настоящий мим. Влюбленному заморышу нечего на меня обижаться, я сказала ему правду. Для убедительности я попугала его сначала на кладбище, а потом здесь.

— Ладно, давай деньги, мне пора, — проворчала Канидия. — Почему только тридцать? Опять за свое, одноглазая крыса?

— А за что тебе еще? Ночью тебя никто не мял. Покривлялась, и все… Иди-ка лучше, растряси Фундания. Проклятый гладиатор вылакал целый кувшин и теперь храпит как зарезанный.

— Чтоб вам сдохнуть! — взвизгнула Канидия. — Клянусь матерью богов, больше вы меня не увидите!

Катулл отшатнулся, покрывшись холодным потом. Значит, эти таинственные колдуньи обыкновенные обманщицы — такие десятками рыщут около Большого цирка в поисках доверчивых простаков. Но все эти ужасные, вещие видения — как они сумели их вызвать? Голова у Катулла болела, он не мог сосредоточиться и разобраться во всем, что произошло. Он решил не показывать старухам, что слышал их разговор. Не следовало ставить себя в еще более глупое положение, чем то, в котором он оказался. Вернувшись, Катулл присел на край скрипучей скамьи.

Из-за угла выглянула Климена, принесла башмаки и кинжал, потерянный им при раздевании. Пока он обувался, старуха молча глядела на него черными колючими глазками и не заикалась о кошельке, хотя он должен был уплатить за гадание только сотню сестерциев.

— Как выйти отсюда? — спросил Катулл.

Климента засуетилась, услужливо расправляя складки его плаща. Они пробирались узким коридором, натыкаясь в темноте на шершавые стены. Неожиданно сбоку, в голубоватом утреннем свете Катулл увидел Клодию. Одной рукой она открывала низкую дверцу, другой закалывала на затылке свои золотистые косы. Катулл не поверил глазам, но это была прекрасная патрицианка — ее стройный стан, гладкие изящные руки, прелестная шея и роскошные волосы…

Значит, это все-таки она, бесстыдная и голая, плясала перед ним ночью! Сердце отчаянно застучало в его груди. Он бросился к ней, волоча на себе Климену.

— Куда ты? Опомнись, сумасшедший! — вцепившись в его плащ, хрипела старуха.

— Клодия! — крикнул Катулл и, отшвырнув Климену, распахнул дверцу, за которой скрылась возлюбленная.