Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях

В 1988 г. пошедший процесс обновления и гласности, подкрепленный отменой цензуры, выдвинул галерею глашатаев общественной совести. В их числе достойное место заняли историки и литературоведы, обратившиеся к проблемам катынского злодеяния. Прогремели имена Натана Эйдельмана и Юрия Афанасьева, известного историка, депутата-демократа Съезда народных депутатов СССР. Отец Н. Эйдельмана — писатель Яков Эйдельман — прошел через ГУЛАГ и собственными ушами слышал угрозы «краснолицего охранника» в адрес заключенных-поляков, каких он, по его словам, немало пострелял в Катыни. Эйдельман был знаком и с медиками из комиссии Бурденко и знал от них, что в ответ на их попытки отказаться от подписи под ее материалами им было сказано, что подписи все равно при публикации будут проставлены.

Сам известный историк и писатель, Эйдельман-младший не мог обойти молчанием эти факты. Он ездил в Варшаву, собирал литературу и материалы о расстреле польских военнопленных, а затем использовал их, проводя в Доме литераторов в Москве семинары, в которых участвовали по его приглашению, в частности, журналист В.К. Абаринов и ученый Ю.Н. Зоря. Именно от Эйдельмана Зоря получил изданные в Париже воспоминания бургомистра Смоленска Б.Г. Меньшагина и книгу о Катынском деле Ю. Лойека, которую впоследствии передал для ознакомления с исторической правдой Н.С. Лебедевой.

Большой общественный резонанс вызвал двусторонний симпозиум историков и кинематографистов «История кино: от табу к гласности», открывший серию проходивших в обстановке высокого нравственного накала встреч. Эту инициативу подхватили начавшие журналистское расследование В. Абаринов и Г. Жаворонков, Н. Ермолович и Л. Почивалов, А. Латышев и другие, которым предоставили свои страницы «Литературная газета», «Московские новости», «Известия» и другие демократические издания.

Начался сдвиг в сознании научного сообщества, получавшего информацию о пересмотре трактовки «белых пятен» двусторонней комиссией историков. Г.Л. Смирнов настаивал на передаче изучения Катынского дела непосредственно в руки исследователей из различных советских научных центров.

В январе 1989 г. на всесоюзном совещании историков-полонистов «Актуальные задачи изучения истории Польши, русско-польских и советско-польских отношений» И.С. Яжборовская, руководившая работой секции «белых пятен», заявила о необходимости пересмотра «советской официальной версии» по Катынскому делу. В сентябре на «круглом столе» советских и польских военных историков в Институте военной истории в Москве в связи с 50-летием начала Второй мировой войны был поставлен вопрос о пересмотре традиционных оценок сталинской внешней политики в отношении Польши, о верификации устаревших идеологических клише, игнорировавших деформации и искажавших реальность, перекладывавших вину в развязывании войны на западного соседа. Впервые был поднят вопрос о порочности стремления неизменно стоять на сталинских позициях пятидесятилетней давности, видеть мир глазами той эпохи, полагать, что верность линии сталинского руководства 1939 г. означает преданность своей стране. Речь шла о необходимости откровенного взгляда на проблему секретных приложений к советско-германским договорам, корректной научной разработки событий второй половины сентября 1939 г. и проблемы судеб польских военнопленных. Увы, вскоре «за очернение истории» профессор Д.А. Волкогонов был смещен с поста директора Института военной истории.

В то же время преодолеть препятствия и открыто представить события 1939—1940 гг. смогла польская комиссия «Мемориала». С 23 августа 1989 г. в московском Клубе им. Русакова в течение двух недель, а затем в течение недели — в Исторической библиотеке экспонировалась выставка по поводу 50-летия пакта Молотова-Риббентропа. На ней впервые были представлены фотографии Катыни, открыто прозвучало само слово «Катынь». Выставка сопровождалась лекциями и демонстрацией хроникальных фильмов, проведением научной конференции.

К тому времени тверские мемориальцы уже предприняли попытки отыскать захоронения пленных из Осташковского лагеря.

Наконец эта проблема зазвучала в стенах «святилища официальной дружбы» — в Обществе советско-польской дружбы. Первым ее сформулировал с парадной трибуны, вызвав недоверие и ошеломление, военный прокурор из ГВП А.В. Третецкий. Вскоре, в марте 1989 г., в лектории общества лекцию о «белых пятнах», с указанием на виновников катынских злодеяний и формулированием задачи искать другие захоронения, прочла Яжборовская. В зале уже нашлись такие, кто поверил и откликнулся.

«Гласность вырвалась из рамок»^{22}, — пишет теперь М.С. Горбачев.