Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях

К тому времени в связи с работой комиссии Второго съезда народных депутатов по политической и правовой оценке советско-германского договора 23 августа 1939 г. вопрос о катынском злодеянии встал на уровне законодательной власти. Инициатором постановки этого вопроса выступил В.М. Фалин как заместитель председателя комиссии. Его активно поддержал председатель комиссии А.Н. Яковлев. Хотя принято было вести обсуждение катынского вопроса только по линии ЦК КПСС, на этот раз запрос Особому архиву, его директору A.C. Прокопенко, о катынских материалах был направлен и по депутатской линии. По линии же ЦК КПСС Фалин звонил хранителям архива Сталина — в общий отдел (традиционно получая ответ об отсутствии такого рода материалов) — и в архивы КГБ. В последних он пытался разыскать решения Особого совещания при НКВД СССР, но там всегда отвечали, что материалов Особого совещания по польским военнопленным не сохранилось.

По мнению В.А. Александрова, консультанта международного отдела и помощника секретаря ЦК Фалина, в свое время судьба поляков была предрешена органами «по сложившемуся стереотипу» уничтожения «ненужных» людей, а их руководство позже «излишне боролось за честь мундира, хотя мундир этот им не принадлежал»^{23}.

В этих делах сотрудники аппарата ЦК КПСС и даже его секретари проигрывали соревнование с руководством КГБ. Как сказал журналисту М. Рогускому заведующий польским сектором В.А. Светлов, «видимо, руководство КГБ, используя свое достаточно серьезное влияние на самые высшие органы партийной власти, сумело защитить свою точку зрения и свою позицию по этому вопросу и получить поддержку со стороны Михаила Горбачева»^{24}

.

Обращения В.М. Фалина в общий отдел к В.И. Болдину и в КГБ ничего не давали. В отделе говорили, что никаких документов нет, в КГБ уверяли, что протоколы «троек» уничтожены^{25}.

Однако времена менялись, и открывались определенные возможности расширения использования исследователями архивных документов. К этому времени к поискам материалов Нюрнбергского военного трибунала подключился преподаватель Военно-дипломатической академии Советской армии доцент Ю.Н. Зоря, сын помощника государственного обвинителя от СССР на процессе, который имел отношение к рассмотрению Катынского дела и скончался во время процесса при загадочных обстоятельствах. Имея допуск к секретным материалам и благодаря исключительной настойчивости, а также везению, он сумел добиться доступа к фондам закрытого Особого архива. Там уже работала, получив наконец необходимую поддержку в ЦК КПСС как член двусторонней комиссии, В.С. Парсаданова. Она пользовалась материалами на основе строгого режима секретности и обрабатывала фонд Главного управления по делам военнопленных и интернированных (ГУВПИ). К этому же фонду директор архива А.С. Прокопенко в мае 1989 г. допустил и Ю.Н. Зорю, а в конце года там начала работать и Н.С. Лебедева.

Уже в первых числах июня Зоря сообщил о найденных документах, касающихся судеб польских военнопленных, начальнику Главархива СССР Ф.М. Ваганову. И был со скандалом выдворен из архива, а его тетради с выписками были конфискованы. Это не остановило Зорю. Он стал настойчиво продвигать свое открытие. Встреча с Г.Л. Смирновым, передавшим информацию В.М. Фалину, привела к беседе с последним и его попытке добиться разрешения для Зори продолжить работу над документами Особого архива. От Ваганова был получен категорический отказ.

По рассказу В.А. Александрова, Фалин, воспользовавшись авторитетом всевластного ЦК, нажал на архивистов. Ему были доставлены фельдъегерской связью затребованные по названным Зорей номерам материалы, каждое дело в особом брезентовом мешке. Фалин отобрал и спрятал в сейф три дела, чтобы показать Горбачеву. В письме в Конституционный суд от 19 октября 1992 г. Александров сообщает, что Фалин брал с собой документы каждый раз, когда, по его мнению, «возникала возможность обсудить с Горбачевым этот вопрос. Однако принципиального согласия Горбачев не давал». Александров уточняет: «Ссылки, о которых нам говорил Фалин, состояли в том, что все материалы, которые найдены, являются вторичными, а первичных нет. При этом говорилось: ищите убедительные доказательства».

Зоря добился возможности работать над документами в отделе Фалина и через десять дней составил справку о польских военнопленных с выборочным сравнением фамилий из списков-предписаний на отправку пленных из Козельского лагеря в УНКВД по Смоленской области и эксгумационных списков из Катыни в немецкой «Белой книге». Их очередность совпадала, что было весомым доказательством роли НКВД в уничтожении поляков в 1940 г.