Кавалер в желтом колете. Корсары Леванта. Мост Убийц

– Конечно знают. Мы давно знакомы. Это вместе с ними я был на Минильясском тракте.

Алатристе попробовал шевельнуть руками и ногами. Ничего не вышло. Сделано было на совесть. Хорошо хоть на этот раз руки ему связали не за спиной, а спереди, чтобы он не свалился с седла.

– Ну и как же ты намерен выполнить поручение?

Итальянец достал пару черных перчаток и теперь неторопливо натягивал их. Капитан заметил, что, кроме пистолета, шпаги и кинжала, у него еще и нож за голенищем.

– Ты, я полагаю, осведомлен о страсти этой… гм… личности к охоте? На зорьке. В сопровождении не более чем двух егерей. А здесь в изобилии водятся и олени, и зайцы. Какое раздолье для стрелка, не знающего промаха, для неутомимого охотника! И кому же неизвестно, что наш… гм… герой забывает обо всем на свете, выслеживая дичь. Кажется невероятным: ведь обычно он сама невозмутимость, моргает – и то через раз, смотрит поверх голов… А вот поди ж ты – преображается и при виде этой самой дичи-добычи совершенно шалеет.

Он пошевелил растопыренными пальцами, проверяя, ловко ли сели перчатки. Потом удостоверился, что шпага легко ходит в ножнах.

– А повадился кувшин по воду ходить… – произнес он со вздохом, – тут ему и голову сломить.

И на мгновение замер – словно погрузился в глубокую думу. Потом очнулся, сделал своим молодцам знак, и те, подняв капитана за руки и за ноги, привязали его к стволу дуба.

– Неудобно, но уж придется потерпеть малость. Мы знали, что сегодня ночью он приедет сюда развлечься с… Да ты сам уже понял. Надежные люди сделали так, что сопровождают его только двое доверенных егерей. Я хочу сказать – они пользуются нашим доверием. Это они минуту назад оповестили нас сигналом рожка, что все идет, как было предусмотрено, и зверь уже рядом.

– Ювелирная работа, – отозвался Алатристе.

Малатеста поблагодарил за похвалу, прикоснувшись к полю влажной от дождя шляпы.

– Надеюсь, высокородная наша особа в преддверии утех исповедалась. – Рябоватое лицо скривилось. – Мне-то, сам понимаешь, глубоко наплевать, но, говорят, он человек набожный. Вот и хорошо – неприятно помирать в состоянии смертного греха…

Сильно позабавленный этими соображениями, итальянец взглянул вдаль, словно высматривая добычу в чаще, и расхохотался, упершись рукой в эфес.

– Прелесть что такое! – проговорил он со зловещим ликованием. – А иначе отправился бы прямиком в преисподнюю.

Наслаждаясь этой мыслью, он еще некоторое время улыбался.

Потом перевел глаза на капитана:

– А вот ты, я считаю, правильно сделал, что не стал устраивать сегодня таинство покаяния… Услышав нашу с тобой откровенную исповедь, любой духовник отрекся бы от сана, сочинил бы не очень-то назидательную новеллу[32] и заработал бы денег больше, чем Лопе де Вега новой комедией.

Алатристе, сколь ни бедственно было его положение, невольно согласился:

– Падре Эмилио Боканегра – плохое подспорье тому, кто желает уйти на тот свет с чистой совестью.

Снова раскатился сухой и сиплый смех итальянца.

– Тут я с тобой полностью согласен. Я тоже предпочел бы хвост и копыта, нежели тонзуру и распятие.

– Ты отвлекся.

– Отвлекся? – Малатеста глядел на него, соображая, о чем речь. – Ах да! Ну, стало быть, охотник и дичь… Я-то думал, ты уже сам дорисовал себе остальное: появляется зайчик или там олень, наш герой углубляется в чащу, егеря отстают… И тут – бац! Откуда ни возьмись – ревнивый соперник. А ведь известно – «…одним лишь взором ревность убивает»[33]. И неосторожный охотник очень мило нанизывается на шпагу.

– Это, надо полагать, ты возьмешь на себя?

– Ну еще бы! Как можно отказаться от такого удовольствия? Потом мы тебя развязываем, предварительно положив рядом твою шпагу, кинжал и прочее… А верные егеря, прибыв с небольшим опозданием на место разыгравшейся трагедии, получат, по крайней мере, возможность отомстить за короля, если уж не сумели спасти его…

– Ну понятно… – Алатристе посмотрел на свои связанные руки и ноги. – В рот, закрытый глухо, не влетит муха. Мертвый не проболтается.

– Ваша милость, досточтимый сеньор капитан, да кому же в Мадриде неведома ваша несравненная доблесть? Кто удивится, услышав, что вы дрались как лев и пали с честью? Узнав, что вы за бесценок отдали свою драгоценную жизнь, многие были бы вне себя от горчайшего разочарования.

– А ты?

– Но я-то знаю, чего ты стоишь. В Минильясе ты убил одного из моих людей, вчера ухлопал другого. Так что, Вакхом клянусь, можешь отправляться на тот свет со спокойной совестью.

– Да я не об этом спрашиваю! Что ты собираешься делать потом?

Малатеста самодовольно погладил усы:

– А-а… Предстоит самое приятное, что есть в нашем ремесле, – исчезнуть. Вернусь в Италию – благо будет с чем. Отчизну я покинул налегке.

– Как жаль, что здесь тебе не всадили унцию свинца в одно место, – сразу потяжелел бы.

– Спокойствие, капитан! – Итальянец ободряюще улыбнулся. – Все будет хорошо.

Алатристе прижался затылком к стволу. Дождевая вода бежала по спине, сорочка под колетом вымокла насквозь, штаны были выпачканы грязью и глиной.

– У меня к тебе просьба, – проговорил он.