Кавказская Одиссея и граф Николаевич

Победителем конкурса, несмотря на участие в нем всемирно известных зодчих, стал Борис Иофан, хотя в его биографии были некоторые «дефекты». Он же выиграл конкурс на лучший проект павильона на международной выставке в Париже в 1937 г. Его соавтором была замечательный скульптор В.И. Мухина.

К конкурсам у меня было отношение особое, очевидно, это наследственное. Мой отец участвовал в них с институтских времен. Он делал конкурс на здание Госпрома в Харькове и получил премию, но конкурс выиграл архитектор Серафимов. Проект, представленный Серафимовым, настолько понравился отцу, что он пошел работать на стройку Госпрома. В дальнейшем он участвовал в международном конкурсе на проект театра массовых действ в Харькове и получил первую премию. Он участвовал в конкурсе на проект Правительственной площади в Киеве. Но потом проект заказали Лангбарду, а когда он реализовал его половину, и люди увидели этот апофеоз сталинского ампира, от второй половины отказались. И правильно сделали, так как появилась возможность восстановить Михайловский Златоверхий собор.

После переезда правительства из Харькова в Киев был объявлен конкурс на проект здания Верховного Совета Украины. Материалы этого конкурса опубликовали в журнале «Соцiалiстичний Київ» (№ 7–8 за 1936 г.) – в том самом номере, который начинался статьей «Приговор суда – приговор народа» (перепечатка передовицы из «Правды»). В ней говорилось: «Троцкистско-зиновьевские бандиты будут стерты с лица земли. Утратив человеческий облик, перейдя все границы цинизма и самооплевывания, презираемые и ненавидимые советским народом, отходят в могилу шестнадцать цепных собак капитализма». Это было жуткое преддверие 1937 г. Люди, проектировавшие правительственные здания, оказались под жестким контролем. Это были проф. Рыков, проф. Штейнберг, Заболотный и Григорьев. Был принят проект Заболотного.

Я тоже очень любил конкурсы, и, так же, как Ээро Саариннен, сначала работал вместе с отцом. Я начал в них участвовать с институтских времен. В 1954 году объявили конкурс на проект Пантеона в Москве. Здание предусматривалось грандиозным. Программа на проектирование начиналась так:

«Конкурс на лучший проект сооружения в г. Москве Пантеона – памятника вечной славы великих людей Советской страны. Пантеон будет сооружен на территории Ленинских гор в юго-западном районе Москвы на площадке 3,5 км южнее нового здания Московского государственного университета… В Пантеоне должны быть предусмотрены:

а) зал, в котором будут установлены саркофаг с телом В.И. Ленина и саркофаг с телом И.В. Сталина.

б) один или несколько залов, в которые будут перенесены урны с прахом и останки выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства, захороненных на Красной площади у Кремлевской стены…»

Я был тогда еще зеленым второкурсником, а в бригаду входили дипломники с шестого курса – Леонид Оловянников, Михаил Русаковский. Руководил бригадой отец. Меня пригласили принять участие и построить двухметровую перспективу интерьера с залом саркофагов – перспективу очень сложную. Были времена советского ампира, так что в этом зале были и многоколонные портики, и кессонированный купол. Ко всему, зал был круглым. Я с удовольствием выполнил эту работу.

Потом мне рассказывали москвичи, что как только проекты развесили в Доме архитектора на улице Щусева, начались скандалы. Пришла комиссия в штатском посмотреть экспозицию до правительственного просмотра. Среди представленных на конкурс проектов был один, очень тщательно разработанный. В этом проекте на плане в зале с захоронениями умерших деятелей партии и правительства были изображены стелы с именами похороненных. Автор предусмотрел места впрок и для живых. Там были стелы с надписями – Хрущев, Каганович, Микоян и т. д. Вызвали директора Дома архитекторов и велели немедленно снять проект. Злые языки утверждали, что конверт с девизом к этому проекту был распечатан задолго до окончания конкурса. Члены правительства, как дети, почему-то верили в свое бессмертие, или, во всяком случае, старались держать в секрете свои физические недомогания. А может быть, проштрафившийся архитектор нарушил табель о рангах, или сильные мира сего боялись, что нарушится порядок чинов. Меняли же надпись на мавзолее: то «Ленин», то «Ленин-Сталин», то опять «Ленин».

Самое печальное, что все наши усилия оказались тщетными. Ситуация изменилась, осудили культ личности, и проект Пантеона предали забвению.

…Вернемся, однако, в Кренбрук, к праздничному столу архитекторов Сааринен. Похвалы Элиелу сыпались со всех сторон. В тот же вечер его сыну Ээро позвонили коллеги с поздравлениями по поводу его победы на конкурсе. Ситуация требовала разъяснения, пришлось звонить в Сент-Луис и просить описать проект, который получил первую премию. Каково же было всеобщее смущение, когда оказалось, что произошла ошибка, и наградой был отмечен проект младшего Сааринена, Ээро.