Кавказская Одиссея и граф Николаевич

– Очень убедительно. Нужно будет рассказать об этом на заседании кафедры. А самое главное, что это полностью укладывается в ленинскую теорию отражения, а если еще учесть, что Пикассо был коммунистом – это удачный пример.

После этого первого выступления мне стали верить. Но самое трудное было впереди. Постимпрессионизм, сюрреализм, ташизм, абстракционизм и прочие «измы». Кое-как мне удалось справиться и с этим. Зато экзамен по философии у меня прошел довольно легко.

Мы его сдавали вместе с председателем профкома института. Как мне рассказали, его выловил в коридоре шеф, ибо на месте застать его было невозможно, и заявил:

– Вы числитесь старшим научным сотрудником, вы наметили сделать диссертацию, а до сих пор не сдали кандидатского минимума. Тянуть дальше некуда. Сейчас аспиранты сдают философию, идите сдавать вместе с ними.

Так я оказался с Петром Илларионовичем на экзамене за соседними столами.

– Ты, говорят, сильно умный, – сказал он мне шепотом. – Я не хочу идти после тебя, я пойду первым.

Когда он изрядно завяз в вопросах, предложенных в билете, преподаватель сказал членам комиссии:

– Ну, это наш профсоюзный вождь. У него не хватает времени на все. Поэтому мы его мучить не будем. Я вам лучше задам такой вопрос: какой основной принцип социализма?

– От каждого по способности, каждому по труду.

– Молодец. Очень хорошо! Ну, а теперь скажите нам основной принцип коммунизма.

– От каждого по способности (пауза)…. и каждому по возможности.

– Мне кажется, что вы что-то путаете. Попробуйте еще раз.

– От каждого по способности… и каждому по возможности, точно. Вы меня не собьете.

Когда он вышел после экзамена, шеф осведомился:

– Ну как?

– Тройка!

– Что ж так слабо?

– Ничего не слабо. Тройка – это государственная оценка.

Ко мне отнеслись либерально. Преподаватель сказал: «Ну, его можно не спрашивать. Он философию знает на пять. У него даже есть своя концепция современного искусства». Никто не возражал, так как подошло время обеда.

Так как аспирантуру я оформил как заочную, у меня была возможность продолжить проектирование. Мой шеф на работе принял мое поступление враждебно и не дал мне положенного аспирантского дня в неделю. Человеком он был крайне честолюбивым, и, когда напивался, произносил такой монолог:

– Ха! Что такое архитектура? Никто здесь, кроме меня, этого не знает. Вы думаете, Шура, что вы хороший архитектор, потому что вы умеете хорошо рисовать и компоновать? Вы глубоко ошибаетесь. Нет, это я хороший архитектор. Вы умеете рисовать, зато я знаю, что хорошо, а что плохо. Вот в чем заключается настоящий архитектор. А поэтому я выпью дополнительную рюмку без вас, я ее заслужил.

Я с ним не спорил. Он рисовать не умел, но я его ставил в соавторы, и это, с одной стороны раздражало его самолюбие, зато с другой стороны тешило, и сглаживало тем самым наши отношения. Зная, что он окажется в авторах, он отдавал мне лучшие объекты.

РАДОСТЬ ПОБЕДЫ

…Приближалось время ланча. Стол накрыли не в гостиной, и не в комнате, где обычно закусывали и пили кофе сотрудники и ученики. Был накрыт огромный стол, за которым обычно обсуждались новые эскизы и показывали проекты заказчикам. Он располагался посредине зала, где работали архитекторы. На нем стояли бутылки с французским шампанским «Lanson», сладости и фрукты. Видно было, что накрывали наспех, так как торты были принесены из ближайшего супермаркета: Chocolate Snack Cake, Apple Dandy Cramb Cake и, конечно, любимые Мастером Eclairs.

Мастер праздновал победу. Сегодня утром пришла телеграмма: «Элиелу Сааринену. Поздравляем победой конкурсе на проект монумента Джефферсону в Сент-Луисе». 75-летний маэстро был очень доволен. Дело в том, что этот конкурс проходил не совсем обычно. Его сын и соратник Ээро начинал работу над проектом вместе с ним. Однако, увлеченный новыми идеями, он попросил у отца разрешения сделать собственный вариант проекта. Таким образом в Сент-Луис из Кренбрука отправилось два разных проекта. Ээро слишком любил и уважал отца, чтобы переживать по поводу результатов конкурса. Он первым от всей души поздравил отца с победой. Шел 1948 год.

В то время мы ничего не знали о наших заокеанских коллегах. Это был период, когда в советской архитектуре безраздельно господствовал сталинский ампир. В начале 60-х было ненамного легче. Разросшийся аппарат Госстроя мешал работать, он буквально душил все инициативы архитекторов. В проектных мастерских начали вспоминать прошлые времена когда проводились большие конкурсы, в 20– и 30-е годы они привлекали внимание прекрасных архитекторов, и не только советских, но и зарубежных.

В 1926 году конкурс на проект павильона для международной выставки в Париже выиграл Константин Мельников. Ему удалось построить этот павильон, но сразу после его возвращения из Парижа, как мы уже знаем, ему запретили проектировать.

В 1937 году был проведен конкурс на проект Дворца Советов – один из крупнейших конкурсов в мире. В нем принимали участие такие архитекторы, как Ле Корбюзье, Гамильтон, Бразини.