Казак из будущего. Нужен нам берег турецкий!

Чтобы облегчить себе возвращение назад, казаки и захватили лоцманов, осуществлявших проводку судов по Босфору. Их помощь должна была значительно упростить обратную дорогу, а прихваченные в аманаты семьи – обеспечить надежность проводки. Существует и большое обратное течение в черноморскую сторону, оно направляется преимущественно по европейскому берегу и заметно от стамбульского порта до Арнавуткея, от Беоска к Румелихисары, где при встрече с северным течением образуется водоворот, а потом от Балталимана к Еникею, где это течение уже теряет свою силу. Были подобные обратные поверхностные течения и еще в нескольких местах. Если бы не досконально знавшие их лоцманы – вряд ли удалось бы казакам вывести в Черное море парусники, да и гребцам пришлось помучиться куда как сильнее.

Не обошлось и без неприятностей. В отличие от фарватера, обратные прибрежные течения не лишены подводных, иногда и надводных скал. О такую уже ночью – засветло выбраться из пролива не удалось – разбилась одна из каторг, а потом и буксируемая ею поллука. Несмотря на темноту, большую часть людей с них удалось спасти. Еще один парусник, тартана, перевернулся на фарватере. Неожиданно, сразу. Видимо, очень уж неудачно расположили груз в трюмах, спешили, да и опыта такого у налетчиков не было. Вот с нее спасли всего несколько человек, остальные пошли на дно вместе с кораблем. На счастье казаков из тащившей его каторги, буксировочный трос вовремя лопнул, и они отделались легким испугом.

Аркадий не видел этих катастроф, хотя почти не спал. Караван из более чем двухсот кораблей растянулся на много километров, углядеть что-то можно было только на соседних судах. Даже днем окружающая местность не радовала глаз, скорее – угнетала. Казалось бы, юг, море… однако как раз в Босфоре немалая часть его берегов выглядела неприветливо, а то и совсем мрачно. Высоченные скалистые берега с бурунами возле торчавших из воды скал невольно наводили на неприятные мысли. Напряжение последних дней спадать не желало, нервная система успокаиваться не спешила.

Шалили нервишки не только у него. Какая-то толстая гречанка, видимо из семьи лоцмана, к вечеру закатила истерику. Орала что-то по-гречески, выпучив глаза чуть не дальше здоровенного красного шнобеля, и брызгала слюной на несколько метров. Как врач-психиатр успокаивает женщину в подобном случае, Аркадию видеть доводилось. Знал он и о заразности истерик, потому немедленно подошел к гречанке и отвесил ей хлесткую пощечину. Она замолкла, покачнулась, беззвучно пошевелила нижней челюстью. Не увидев в ее глазах просветления, попаданец повторил лечебную процедуру с другой руки. Женщина испуганно попыталась заслониться от стоявшего перед ней мордоворота руками. Лицо ее приобрело испуганный вид, поэтому, все так же молча, Аркадий вернулся на место, где сидел до этого.

«Ох, чую, если не носом, то чем-то еще, ничего еще не окончено и нахлебаемся мы по дороге неприятностей… так что они в нас влазить перестанут. Лишь бы соленой водички не наглотаться, опускаясь на дно. С другой стороны, если сравнивать… утонутие с перспективой попадания в руки до предела осчастливленных нашим визитом турок… то путешествие к Нептуну выглядит куда привлекательнее. Почему-то мне кажется, что у него мы найдем куда больше понимания и сочувствия, чем у стамбульцев».

Через некоторое время он заметил, что рядом с успокоившейся женщиной сидит человек со смутно знакомым лицом и что-то шепотом ей рассказывает, искоса поглядывая на него.

«А морда-то у этого сплетника знакомая. Наверное, азовский грек. Представляю, что он ей нарассказывает про страшшшного и ужжжасного колдуна. Как бы ее со страху опять не переклинило. Нам только истерик женских для полного счастья и не хватало».

* * *