Казаки

С этой точки зрения рассматривая судьбу Речи Посполитой, нам очень прискорбно вспоминать об ополячении Руси; но при этом надобно сознаться, что несправедливо будет воображать, будто это случилось только от насильственных воздействий польской народности на русскую... Не кроется ли вина скорее в самой русской народностй? При польском устройстве, при той свободе, какая составляла коренной принцип существования Польши, разве русские не могли сохранить своей веры и своей народности? Разве существовала в Польше какая-нибудь власть, которая бы мучила, била, секла, запирала в тюрьмы, жгла, заставляя верить, думать, говорить, писать так, как ей угодно? Нет. Несмотря. на то, что король Сигизмунд III находИлся в руках у иезуитов и старался, насколько ему давало власти польское устройство, проводить торжество католичества над православием, — никто не мог "воспрепятствовать явиться смелым сочинениям в защиту православия; никто не мог воспретить панам русской веры быть сенаторами, воеводами. Ни козни иезуитов, ни интрига чужеродных королей не поколебали бы русской веры и народности, если б сами дети православной веры не изменили ей, если б их русские кости не порасли так легко польским мясом. Иезуиты заводили школы, куда принимали русских детей и подготовляли их отступничество... А разве православные не могли также основывать школы, чтобы готовить крепких и доблестных защитников отеческого наследия? Да разве Русь не была и более Польши? Последняя не могла бы сладить с нею материальными средствами, если б употребила насилие... Ополячение Руси произошло более от слабости Руси, чем от насилий и интриг католичества и полонизма. — Нас обманули, нас соблазнили иезуиты, — скажут русские. А зачем же вы поддавались им? — можно сказать русским. В таком случае, вините собственную слабость, столько же, как иезуитов. Да, слабость — вот что погубило русское дворянство! Эта то слабость — потому что она слабость — была провозвестницею дальнейших слабостей и падения. Какие печальные плоды принесла она! Разъединение дворянства от народа; то кровавые народные восстания, то крайний упадок духа, узкий — личный — эгоизм, естественный в верхнем слое, коль скоро последний - отрывается от массы; вмешательство соседней политики и ниспровержение здания, подорванного внутреннею гнилью,- В самом деле, кому было защищать это здание? Наибольшая масса населения в нем — это русский народ: какой интерес мог побуждать его охранять это здание, когда он сам был чужой в нем? Притом, и те, которые из русских переделались в поляков, носили в себе последствия этой переделки. Не имея солидарности с народом, они не имели ее и между собою; легкость, с какой они потеряли прежнюю народность, осталась и утвердилась в их характере. Общество, потерявшее прежний корень, не сразу пустит новый; оно не имеет за собою исторической святыни; судьба их предков служит для них укором, и они отвращаются от нее, стараются забыть старое, ибо им от

него невольно стыдно; а новое еще не успело сделаться ис_Т

ориче_Ским достоянием. На перевертнях вообще лежит отпечаток слабости, вялости, недостаток сознания целей, крепости взаимодействия и энергии труда и воли. Изменивши раз душе своей, они долго еще готовы изменить ей в другой и в третий раз ... Нужны века, чтобы старое совсем изгладилось из памяти, а новое, в свою очередь, сделалось стариною. Но Южная и Западная Русь могла дойти до этого только тогда, когда бы весь народ переделался в поляков, когда бы на земле русской не оставалось ничего напоминающего народу прежние основы жизни, когда бы Русь для Руси стала тем, чем для нас, христиан, теперь славянское язычество. Иначе было бы, если бы русское дворянство держалось с народом одних основ жизни: народ не мог бы упасть до такой степени политической и общественной апатии. Свет просвещения, конечно, входил бы в него, когда бы слово просвещенного человека было для него свое; дух свободы передавался бы ему от единоверцев, говорящих с ним одним языком; народ бы сознавал, что у него есть отечество и защищал бы его; дворянство смотрело бы на это отечество под одним углом зрения с народом, и, конечно, союз Польши с Русью не мог бы так легко разрушиться.

Таким образом, вина ополячения Руси, которое было главным началом разрушения Речи -Посполитой, лежит в самом русском дворянстве; посмотрев глубже, мы ее найдем в самих себе: окажется, что главным образом виною ополячения части русского народа собственный' народный порок. Сознание собственных пороков в народе всегда бывает спасительно: оно укрепляет народные силы, и народ делается способнее к энергической деятельности самосохранения и нравственного саморазвития. Может быть, это сознание пришло уже поздно. Но лучше поздно, чем никогда. Поздно для прежних отживших форм, — не поздно для дальнейшей исторической жизни в будущем. , ,