Казакстан. Национальная идея и традиция

Понятно, что узбек-казаки, могол-казаки, кыргыз-казаки, ногай-казаки и иные казаки, оставшиеся в степи под властью ордуидов-урусидов Джанибека и Гирея, реставрировавших законную династию Урус-хана, рано или поздно должны были остаться под внешним названием казак и свыкнуться с ним в условиях отсутствия единого над ними хана-урусида, который дал бы им звание урусов. И дело здесь не только в политических пристрастиях казахов, а в том, что каз'aком можно было остаться, только следуя завету Чингисхана не оседать, а кочевать в степи, чтобы оставаться морально «крепкими, сильными» (тюркют, мангул) и, главное, свободными «воинами-добытчиками»,

каз'aками. А это, извините, не только политическая, но и вполне классическая культурно-бытовая основа этнообразования, которая, в отличие от языка, более точно идентифицирует этносы. Язык – необходимое, но недостаточное условие этнической самоидентификации, в то время как собственная государственность – достаточное, но не необходимое условие этнообразования.

Кстати, в отношении родоплеменного состава узбеков-шибанидов Акимбеков указывает, что в «Шейбани-Наме» Бенаи приводятся названия тех (племён), которые ушли на территорию Узбекистана: «кушчи, найман, уйгур, курлеут, дурмен, кият, туман, мангыт, кунграт, кытай, тангут, чимбай» (там же, с. 502). Как мы видим из этого, здесь нет названий ни одного из этнообразующих племенных казачьих союзов: усуней (хушин, уйшун)

, аргынов (аргун, арикан, аргынот) и алшинов

(алшун, алшин), которые собственно и составили основу трёх казахских жузов: Старшего, Среднего и Младшего. Эти три жуза назывались также «прямыми» казачьими ордами, а именно: Усуньской, Аргынской и Алшинской соответственно, в отличие от остальных орд и казаков, в т. ч. русских.

Теперь осталось только разобраться в отношении Акимбекова к числу и старшинству казахских жузов. И здесь необходимо признать титаническую по анализу и обобщению работу Акимбекова, который классифицировал подходы к этой так и неразрешённой, по авторитетному мнению Т. Султанова, загадке казахской истории. «Гипнотический» критерий старшинства жузов никому не даёт построить сколь-нибудь последовательное, хотя бы внутренне непротиворечивое, объяснение проблемы трёхжузовости и загнал её «в тупик», по меткому выражению Ю. Зуева. Даже такая величина, как В. Бартольд, в 20-х годах XX в. установил только, что «кочевья этих орд располагались в порядке с востока на запад», где Старшая занимала «самую восточную часть степи», а Младшая – «самую западную»; и что «орды получили своё название не по числу принадлежащих к ним кочевников (Младшая Орда была самой многочисленной), но по старшинству входивших в их состав родов» (там же, с. 542).

С классификацией основных подходов к этой проблеме, произведённой Акимбековым, следует в целом согласиться, за исключением его несколько надуманного деления их на «легендарно-исторический» и «естественно-исторический» (там же, с. 543). Данное деление даже терминологически не вполне корректно и может дезориентировать многих увлекающихся историей не на профессиональной основе. Научный подход вовсе не отрицает, а, наоборот, включает в себя изучение, проверку и обоснованную опору на изустные традиции передачи исторической информации в виде народных преданий и легенд, особенно если этот народ не имел своих письменных исторических источников. Это с одной стороны.

А с другой – «формационная теория», основанная на советском учении об «общественно-экономических формациях» и «историческом материализме» Маркса, в отношении прямого старшинства родов и племён казахских жузов неприменима и обусловлена чисто идеологическими и политическими факторами, что как раз к научному подходу не относимо. Благо, что Акимбеков сам это деление в своей классификации не жёстко реализует в смысле отнесения «легендарно-исторического» подхода к не научному, а «естественно-исторического» – к научному, и добросовестно приводит проявления каждого из них во всех своих существенных чертах.