Каждый час ранит, последний убивает

Я думаю только о боли. И ни о чем ином. Я вижу Батуль, она сидит неподалеку и, кажется, очень строго на меня смотрит. Как будто судит. Указывает на меня единственной рукой и выносит приговор.

– Бороться бессмысленно, дурочка, как ты не можешь этого понять?

Да, ты права, подружка. Я давно должна была понять, что сражаться бессмысленно.

Бунтовать – значит жить. Но это значит и страдать.

Особенно страдать.

Этой ночью, когда я переставала стучать зубами, когда переставала стонать и плакать, я клялась.

Клялась, что больше никогда не буду бунтовать.

В этом горячечном бреду я клялась, что всегда буду со всем соглашаться.

41

Габриэля разбудил холод. Когда он открыл глаза, то стал вспоминать, где он, пока не понял, что уснул в конюшне. Гайя стояла с одной стороны, Майя – с другой. Он посмотрел на лежащую на соломе кувалду, потом на свои окровавленные ладони. Поднялся на ноги, погладил Гайю, тихо поговорил с ней, чтобы успокоить. Она была нервной лошадью, а Майя, наоборот, более спокойной.

Он поднялся по лестнице и как только открыл дверь, Софокл выбежал наружу, чтобы совершить свой утренний моцион. Морщась от боли, Габриэль вымыл руки, потом сделал кофе и пошел в свою комнату. Ставшую комнатой незнакомки.

Она еще спала. Ничего удивительного, если принять во внимание ту дозу снотворного, что он ей дал. Но ее сон был беспокойным. Вероятно, мозг пытался собрать воедино кусочки ее жизни.

Габриэль принял душ и продезинфицировал израненные руки, а потом перевязал.

Открыл автомобиль и сел на водительское сиденье. Дорога к Флораку кое-где покрылась изморозью, несколько раз внедорожник занесло. Городок был еще погружен в полудрему, он как будто окоченел под снегом. Габриэль купил сигареты и газету и отправился в обратный путь.

Когда он приехал к себе, то пробежал глазами статьи, задержавшись на рубрике «Происшествия». В ней говорилось о страшном убийстве честной продавщицы из Тулузы. Речь, безусловно, шла об ужасном преступлении. Убийца лишил жизни уважаемую мать семейства ради трех сотен евро. Город будоражило, во второй половине дня запланировали траурное шествие.

– Шагайте, – прошептал Габриэль. – Стадо баранов…

Он вырезал статью и положил в папку, где лежали и другие многочисленные статьи.

Включил компьютер, чтобы посмотреть мейлы, хотя он знал, что в ближайшее время не получит никаких писем.

Когда почта открылась, он застыл на стуле.

Ночью ему написала леди Экдикос.

* * *

Она открыла глаза и зажмурилась от яркого света. Солнце заливало комнату, – значит, она еще не в аду.

Она повернула голову и увидела мужчину, сидящего в том же кресле. Она прекрасно помнила, что он пытался задушить ее подушкой. Значит, память начала возвращаться, хотя ей и хотелось бы забыть это страшное мгновение.

Она чуть приподнялась, застонав от боли. Они смотрели друг на друга несколько долгих секунд.

Она была ярко освещена. Он же сидел в полумраке.

– Память вернулась?

Она отрицательно качнула головой. Внутри все так же было пусто, вернее, голову как будто окутывал густой туман. Она помнила, что было накануне, но ее мозг отказывался погружаться в прошлое.

– Помню вчерашний день, – прошептала она.

– Незабываемо, я знаю, – ответил Габриэль с улыбкой. – Ладно, говорить ты можешь нормально, а это уже кое-что! Голодна?

Она не знала, в какую игру он играет. Может быть, он решил ее не убивать? Может, хочет поиграть с ней сначала в кошки-мышки? Растянуть удовольствие…

– Я хочу в туалет, – застенчиво сказала она.

Он указал рукой на поставленное у кровати ведро.

– Оно тут для этого.

Он вышел, она же замешкалась. Как будто любое движение могло стать последним. Спустя несколько мгновений ценой нечеловеческого усилия она села на край матраса. Пододвинула ногой ведро поближе к себе. У нее не было выбора, и ей пришлось облегчиться в более чем неудобном положении. Она взяла со столика платок, чтобы подтереться, затем натянула трусы. Все это с помощью одной руки, с болью в животе, рана на котором продолжала ее терзать.

Она снова легла, ее силы уже были на исходе, и стала ждать, что будет дальше.

Габриэль вернулся несколько минут спустя с кофе и бутербродом с маслом. Он смотрел, как она с аппетитом ест, а затем принес ей тазик с горячей водой, мыло, банную рукавичку и полотенце. Открыл шкаф, вытащил чистую футболку и новые трусы.

– Думаю, тебе хочется помыться, – сказал он, положив вещи рядом с ней. – У тебя четверть часа.

Он расстегнул наручники и положил ключ в карман.

– Советую не делать глупостей, – уточнил он холодно.

Затем закрыл за собой дверь, и она осторожно поднялась с кровати. У нее сразу закружилась голова. Она оперлась о стену и приблизилась к окну, которое выходило на крышу и кованую решетку. Оставалась дверь, но мужчина, вероятно, стоит за ней.

Тогда она помылась, как могла, каждую секунду боясь, что он войдет в комнату. Но он сдержал слово, и, когда появился, она уже оделась и сидела на кровати.

Он вытащил из кармана ключ от наручников, и она искоса на него посмотрела:

– Зачем?