Каждый час ранит, последний убивает

Она спрашивает себя, сколько стоит билет в Марокко, но понимает, что ей нужно много времени. Очень много. В любом случае она не знает, как сесть на самолет или на корабль, когда у тебя нет никакого удостоверения личности. И потом отец не захочет ее видеть, в этом сомневаться не приходится.

Тама закончила читать «Малыша», на это потребовалось два месяца. Маргарита дала ей еще одну книгу. Называется «Пора тайн»[4], Таме не терпится начать ее. Но она может читать только по субботам и вечером по воскресеньям, и в эти дни так устает, что сразу засыпает, Межда все-таки вернула ей оба одеяла.

У нее по-прежнему болит место ожога, хотя Маргарита и купила девочке заживляющую мазь. Тама не рассказывала ей об утюге, сказала, что обожглась, когда готовила. Но мазать кремом спину – дело непростое…

В прошлый понедельник, пока Тама убирала квартиру, Маргарита приготовила настоящий обед. Фаршированные овощи и пирог с абрикосами. Девочка столько съела, что ей было тяжело встать со стула!

Тама больше не заводит разговоров с Междой. Говорит тихо, смотрит смирно. Старается не поднимать на нее взгляд.

Подчиниться, выжить.

«Да, мадам. Нет, мадам. Конечно, мадам. Что желаете на ужин, мадам?»

Она взяла за привычку плевать в чай или кока-колу, которые приносит Межде. И в блюда, которые готовит, тоже. Это ни к чему не ведет. Но эта смехотворная месть – все, что ей остается.

44

Сегодня мадам Кара-Сантос в очень плохом настроении. Она постоянно посылает меня за водой, за едой или просит помочь сходить в туалет. На самом деле она прекрасно ходит, но постоянно боится упасть, а это риск для ребенка.

Если бы она увидела женщин из моей деревни, которые продолжают работать, когда уже почти рожают, то, думаю… не так бы капризничала!

Конечно, я ничего не говорю, делаю все, что ей хочется. И я не плюю ей ни в напитки, ни в блюда, потому что не знаю, опасно это для ребенка или нет.

Пока я надрываюсь, убирая квартиру, она, не переставая, жалуется. На прошлой неделе я стояла на четвереньках и чистила плитку в ванной, пока она удобно расположилась в кресле и перебирала квитанции. Вдруг она сказала:

– Тебе повезло, Тама.

Я в удивлении подняла голову. Мне очень хотелось услышать продолжение.

– Может быть, ты этого не понимаешь, но тебе повезло. Живешь и ни о чем не думаешь! Ни квитанций, ни налогов! На всем готовеньком. Решать ничего не нужно…

Она закончила свою тираду долгим идиотским вздохом. Я подождала, может, она добавит, что хотела бы оказаться на моем месте, но до этого она не дошла. Я спросила себя, нужно ли вообще что-нибудь на такое отвечать. Но, естественно, я не сдержалась. Я долго подбирала верные слова и потом произнесла:

– Вы совершенно правы, мадам Кара-Сантос. По счетам мне платить не надо, но это, вероятно, оттого, что я ничем не владею. Из этого следует, в общем-то, что у меня брать нечего… Представляю, как ужасно, когда за вами следит налоговая, и от всего сердца сочувствую!

Она чуть нахмурилась и с глупым видом приоткрыла рот, ничего не говоря. Это придало мне храбрости.

– Я осталась без матери в пять лет, и мне повезло – меня забрали из семьи, когда мне было всего восемь. Я познала еще одну радость – не ходить в школу и учиться читать и писать самой, сидя в неотапливаемой постирочной… И – огромное везение – я работаю примерно сто часов в неделю совершенно без зарплаты. Вы правы, мадам, мне очень повезло.

Она возмущенно посмотрела на меня и ушла к себе в комнату, даже не попросив о помощи. Так что, думаю, она прекрасно справляется сама.

Сегодня четверг, и я возвращаюсь от Кара-Сантосов, проведя у них три дня и две ночи. Как только я покину их квартиру, мне нужно будет еще убрать в офисе, пока эта жирная свинья Межда будет храпеть на удобном диванчике.

Дети возвращаются из школы, их привела соседка, и как только они приходят, то сразу идут поздороваться с матерью к ней в комнату. Пока они болтают, рассказывая, что произошло за день, я готовлю им полдник – свежевыжатый апельсиновый сок (Мари-Виолетт не хочет, чтобы они пили сок из магазина, не знаю почему) и бутерброд с маслом и четырьмя кусочками шоколадки. Я так хочу есть, что съела бы что угодно, но не сразу беру кусочек шоколадки, которую кладу на язык, закрыв глаза.

Жасмин и Адам врываются в кухню и набрасываются на бутерброды. Кара-Сантос возмущенно кричит, потому что они забыли вымыть руки. Я смотрю, как они выполняют материнское указание, и протягиваю чистое полотенце.

Будут ли однажды и у меня дети? До сегодняшнего дня я никогда не задавала себе этого вопроса. Наверное, потому, что я давно перестала думать о своем будущем.

Я как будто постоянно стою перед неприступной стеной. Как будто за этим куском бетона есть жизнь и эта жизнь меня ждет, а я не могу в нее попасть.

Жасмин и Адам ссорятся. Они начинают драться, и я их разнимаю. Адам нехорошо на меня смотрит.

– Ты пра́ва не имеешь до меня дотрагиваться, служка! – орет он.

– Тама – не служка, милый, – вяло поправляет его из своей комнаты Мари-Виолетт.

Но этот балбес прав.

«Служка». Вот кто я. И буду ею всю жизнь.

* * *