Каждый день

– Ты знаешь, почему я тебе это все рассказала? – оторвавшись от альбома, спросила она.

– Честно говоря, мне непонятно… – притворяется Глен. – Здесь есть какая–то сложность? Можете объяснить, чтобы все было понятно?!

– А все очень просто Ен… Ведь человек, которого ты нарисовал на портрете, это ведь Дэвид Хейли…

Учительница протянула в сторону юноши фотографию, на которой был изображён я. Там я улыбался и держал в руках свою любимую гитару, видимо изображая из себя музыканта. На мне были серые брюки и, боже мой, нелепая красная гавайская рубашка. Хоть фотография и черно–белая, я помню эту рубашку и то, как мама хотела сделать из нее тряпку для стёкол. Что самое удивительное, папе моя рубашка нравилась, это я отлично помню.

– …Вот здесь Дэйв, Гордон, Милз и Джозеф…у них репетиция… Дэвид очень трепетно относился к проверке звука или выбору репертуара… – комментирует другю фотографию учительница, попутно показывая мне ее.

– А он был их лидером? – с интересом спрашивает Глен…

Я тихонечко в уголке стою, спиной к ним, чтобы меньше чувствовать боль от своих же воспоминаний и смеюсь над вопросом Ена. Поверьте мне, боль от воспоминаний я чувствовать могу, это тоже, своего рода наказание.

– Да конечно…он был руководителем группы, вокалистом…совмещал в себе и обязанности пианиста, когда Джозеф не приходил… И каждый раз в нашем зале они отлично играли все, в унисон… – отвечает на вопрос Глен миссис Пул.

– А я уже видел эту гитару…вот эту! Что держит Глен… Она в каморке за сценой стоит! Чего же ее никто не забрал?

– Ох…отцу было не до этого, а мать винила в этом именно музыку…не знаю почему. Быть может, это из–за Гордона, который один раз проболтался, что это все из–за них…

– Ммм…что? Из–за его друзей?

– Они винили себя долго…думали что это они виноваты. Друзья Дэвида не горели музыкой так сильно, как сам он, они лишь получали удовольствие от совместного времяпровождения. Но у Дэйва была мечта…он бредил музыкой, она была для него всем.

– Ого…во как…

– Но как ты нарисовал Дэвида? Ты изобразил его таким, каким он был в тот роковой вечер… Как это возможно?

– Это я в каморке нашел фотографии… и увидел гитару, вот и использовал свое воображение. Кто же знал, что эта история настолько грустная. Мне нужно было лишь лицо…

– Моя дочь была в него влюблена… она очень переживала.

На этом месте я резко повернулся и подбежал к Глену и миссис Пул. Этот момент стал причиной активации моего любопытства, но спросить напрямую я не мог. К счастью Глен увидел мое состояние, и решил спросить сам, прежде чем его об этом попрошу я.

– Ваша дочь…он нравился ваше дочери? – задает вопрос Глен.

– Это правда, Патриции он нравился… Было даже больше, она была страстной его поклонницей, все время о нем говорила… А пик вот этой самой любви был достигнут, когда он спел песню своего сочинения…

– Песню?

– О–о–о–о…Да!

Пожилая учительница достала зажатую между страницами альбома папку и протянула ее Глену. Старые, потертые листы бумаги, исчирканные и слегка порванные, источали огромной силы запах пыли и старинной бумаги. Но то, что скрывалось на страницах этого старого документа, удивило меня намного сильнее, чем влюбленная в меня девушка Патриция. И правда, чего же мне удивляться, сама миссис Пул говорила, что я был популярен, то, что эта девушка влюбилась, меня ни сколько не удивляет. Но вот так ли сильно была влюблена эта девушка, как рассказывает ее мать, или же нет, теперь мне этого не проверить. Я вот помню Патрицию, она дружила с Эмели, была на год ее младше. Расстраиваюсь лишь от того, что больше никаких моментов не помню, даже, я, возможно и не говорил с ней никогда.

И тут она достает мою песню…

– Мои ноты?! – я увидел, что было написано на этой бумаге, это была моя первая и единственная песня, посвященная Эмили.

– Это его песня? – спрашивает Глен, читая текст, который попал ему в руки.

– Единственная…посвященная той, в которой он видел идеал. – сказала мудрая женщина, миссис Пул.

– Но откуда у вас это?!

– Но откуда у вас это?! – одновременно, вместе с Гленом, спросили мы.

– Патриция и сохранила…

Да, я помню, как мог случайно оставить текст и музыку на столике, там где сидела миссис Пул и ее дочь. А она, возможно хотела вернуть мне мою песню после концерта, но не успела.

– Патриция в тот вечер искала Дэйва, ей хотелось вернуть пропажу и признаться в своих чувствах…Она у меня, довольно смелая и вряд ли испугалась бы сказать все напрямую… – пояснила миссис Пул. – А мне осталось лишь порадоваться…