Каждый вдох

Но в душе Тру знал – это его реакция на женщину, идущую рядом. Когда они дошли до лестницы, ведущей к коттеджу, Тру осознал – ему хочется, чтобы она знала, кто он на самом деле. Хотя бы потому, что ему кажется – он уже знает ее.

После того что Тру рассказал о своем детстве, Хоуп казалось неправильным оборвать разговор поспешным прощанием. Она показала на коттедж:

– Не хотите подняться и выпить бокал вина? Такая прекрасная ночь, я собиралась немного посидеть на веранде…

– Бокал вина – с удовольствием, – отозвался Тру.

Хоуп поднялась первая и, когда они дошли до веранды, указала на кресла-качалки под окном:

– Шардоне будете? Сегодня открыла.

– Замечательно, благодарю вас.

– Сейчас вернусь, – сказала она.

Что я делаю, удивлялась Хоуп, зайдя в коттедж и оставив дверь чуть приоткрытой. Она в жизни не приглашала мужчину на бокал вина перед сном. Оставалось надеяться, что ее поведение не произведет двусмысленного, ложного впечатления. При мысли о том, что Тру может подумать, у Хоуп слегка закружилась голова.

Скотти забежал в дом за хозяйкой, часто виляя хвостиком в знак приветствия. Хоуп нагнулась погладить питомца.

– Ну и что в этом такого? – шепотом спросила она. – Он поймет, что я просто веду себя по-соседски приветливо! В дом же я его не приглашаю.

Скотти только сонно смотрел на хозяйку.

– Тебя только спрашивать…

Взяв из буфета два бокала на тонких длинных ножках, Хоуп налила вина до половины и хотела включить на веранде свет, но подумала, что освещение будет слишком резким. Свечи были бы в самый раз, но такая романтика точно введет гостя в заблуждение, поэтому она включила лампу на кухне. Свет из окна слегка освещал крыльцо и веранду. Так-то лучше.

Держа в руках бокалы, она ногой открыла дверь. Скотти выскочил на крыльцо и подбежал к калитке, готовый идти на пляж.

– Не сейчас, Скотти, завтра сходим!

Пес, как обычно, и ухом не повел. Хоуп подошла к креслам-качалкам. Когда она подала Тру бокал, их пальцы на мгновение соприкоснулись, и от этого по ее руке пробежала дрожь.

– Спасибо, – сказал Тру.

– Пожалуйста, – пробормотала Хоуп, все еще справляясь с волнением от его прикосновения.

Скотти по-прежнему стоял у калитки, всем видом напоминая хозяйке об ее истинном предназначении в жизни. Хоуп была только рада отвлечься:

– Я сказала, завтра пойдем! Отдыхай пока. Ложись!

Терьер смотрел на нее, выжидательно виляя хвостом.

– По-моему, он ничего не понимает, – пожаловалась она. – Либо ждет, что я передумаю.

– Красивый у вас пес, – улыбнулся Тру.

– Да, только убегает куда вздумается и лезет под машины, правда, Скотти?

Услышав свое имя, пес активнее завилял хвостом.

– У меня тоже когда-то была собака, – сказал Тру. – Правда, недолго… Это был отличный товарищ.

– А что с ней случилось?

– Лучше вам не знать.

– Ну расскажите!

– Ее задрал и сожрал леопард. Я нашел то, что осталось, на ветках дерева.

Хоуп уставилась на него:

– Вы правы, лучше бы я не знала.

– Совсем другой мир.

– Это точно, – Хоуп задумчиво покачала головой. Они долго пили вино молча. У окна в кухню вились мотыльки, ветровой конус трепетал под легким бризом. Волны накатывали на берег, и на веранде был слышен шорох гальки – словно трясли банку с камушками. Тру не отрывал взгляда от океана, но Хоуп казалось, что он наблюдает и за ней. Его глаза замечали все.

– Вы будете скучать по Сансет-Бич? – спросил он наконец.

– В смысле?

– Ну, когда кто-нибудь купит коттедж? Я видел на фасаде объявление: «Продается».

«Ах да…»

– О, я буду очень скучать! Кто угодно жалел бы об отсутствии возможности здесь отдыхать. Этот коттедж у нас очень давно, я даже представить себе не могла, что когда-нибудь его продадут.

– А почему ваши родители приняли такое решение?

Едва прозвучал вопрос, как Хоуп вспомнила все свои тревоги.

– Папа болен, – сказала она. – У него болезнь Лу Герига. Вы знаете, что это такое? – Когда Тру покачал головой, Хоуп объяснила и добавила, что в бесплатных клиниках и по медицинской страховке можно получить лишь часть необходимого лечения. – Родители продают все, что могут, чтобы соответствующим образом переоборудовать дом или оплатить профессиональный уход.

Хоуп крутила бокал в руках, собираясь с духом.

– Хуже всего неопределенность… Я боюсь за маму – не представляю, как она будет без отца. Пока мама делает вид, что у них все в порядке, но мне кажется, потом от этого ей станет только хуже. Папа, напротив, вроде бы смирился с диагнозом или держится, чтобы не травмировать нас… Иногда мне кажется, я одна беспокоюсь о будущем!

Тру ничего не сказал, поглубже устроился в кресле и внимательно смотрел на Хоуп.

– Вы думаете о том, что я сказала? – решилась спросить она.

– Да, – признался Тру.

– И?

Его голос был тихим, когда он заговорил:

– Конечно, это тяжело, но беспокойство ничем не поможет ни им, ни вам. Уинстон Черчилль говорил, что тревога – это ручеек страха, текущий через разум, и, если ей позволять, она прорежет глубокое русло, куда канут все прочие мысли.

На Хоуп это произвело большое впечатление.

– Черчилль? – с уважением переспросила она.