Каждый второй уик-энд

– Яблоко с корицей, – сказала я, кивая на капкейк. Как будто он и сам не мог догадаться. В воздухе разливался восхитительный аромат пряной маслянистой ванили. Я надеялась, что мой капкейк почти такой же вкусный, как яблочный пирог его мамы, про который он говорил, что у него вкус лета. Я снова полезла в сумку и вытащила оттуда свечу и коробок спичек. Крошечное пламя ожило, освещая наши лица, когда я зажгла фитиль. – Я не собираюсь петь, но ты можешь загадать желание.

Он взглянул на капкейк, и пламя плеснуло жидкого золота в его карие глаза.

– Это легко. Я уже знаю, чего хочу.

Мое сердце пропустило удар, но тут же наверстало упущенное парой других, не болезненных, но быстрых. Как сказал Адам, того, что мы имели здесь и сейчас, достаточно: мы сидели рядом, разговаривали, сохраняя оставшиеся решающие дюймы дистанции между нами. Все внутри меня предупреждало, что если я подпущу его еще ближе, то не выживу, но жарким взрывом, прогнавшим остатки холода из моего тела, пришло осознание того, что я никогда не смогу жить в полную силу, если попытаюсь оттолкнуть его. Я приготовилась к тому, что мое сердце совершит еще одну, последнюю, жестокую атаку в попытке защититься, но этого так и не произошло.

Потому что, когда Адам задул свечу и его взгляд встретился с моим, я поняла, что его желанием была я.

Я чувствовала это по его губам: теплым и таким мягким, со следами мятной зубной пасты, которой он, должно быть, пользовался вечером. Я вдохнула этот аромат, когда его рот коснулся моего рта, и не просто воздух наполнил мои легкие, это был Адам. И пьянящее ощущение, запах и вкус. Мое сердце снова заколотилось, только на этот раз я не испугалась того, что почувствовала. Этот момент ошеломил меня своим пугающим совершенством. Камера никогда не смогла бы запечатлеть его, и впервые я не пыталась придумать более впечатляющую картинку. От поцелуя у меня закружилась голова, и, когда его все еще теплая рука приподняла мой подбородок, чтобы он мог поцеловать меня глубже, головокружительный, покалывающий жар поглотил меня целиком.

Меня потрясло не только это ощущение от прикосновения губ Адама, но и сознание того, что он имел в виду, когда говорил, что я делаю его счастливым. Я.

Сравнивать любые прикосновения, объятия или поцелуи с теми, что дарил мне Адам, – все равно что сравнивать соленую воду со сладкой, берущего и дающего. Все прежние страсти были отягощены багажом и мотивами, но то, что давал мне Адам, было бесплатно. Он целовал меня, потому что я была его желанием. Он заставил меня почувствовать себя необыкновенной и красивой, как говорил в мой день рождения, и еще такой, какой я не смела надеяться стать.

Тогда я не позволила ему это сказать.

В нежилом красном сарае, за миллион миль от тех мест, что когда-либо рисовало мое воображение, Адам Мойнихэн заставил меня почувствовать себя любимой.

Адам

Меня разбудили запах бекона и голоса, доносившиеся снизу. Джереми обычно вскакивал в последний момент, успевая лишь надеть штаны и схватить со стола то, что мама приготовила на завтрак, – он был печально известен своей привычкой жевать омлет с бумажного полотенца, одной рукой удерживая еду, а другой – руль, пока мы ехали в школу. Но, как показывали часы, у него в запасе оставалось еще целых сорок пять минут.

Я находился в полудреме после ночного свидания с Джолин, и мои чувства и разум были переполнены мыслями о ней. Я улыбнулся, надеясь, что они останутся со мной, пока я не увижу ее снова, пока еще раз не поцелую.

Она была вкуснее, чем лето. И позволила мне поцеловать себя, обнять. Она ни разу не пошутила о том, как дрожат мои руки, как случайно мы стукнулись зубами. Как будто она ничего этого не заметила.

Она замечала только меня.

И я не замечал ничего, кроме того, как приятно ощущать ее в объятиях и как, возможно, я пробился в ее сердце, хотя она и делала вид, будто сердца у нее нет. Если она не знала об этом до прошлой ночи, то теперь должна была знать, что отныне она навсегда останется в моем сердце.

Правда, в какой-то момент меня охватила паника, когда я почувствовал вкус ее слез. Я подумал, что сделал что-то не так, или она не хотела, чтобы я целовал ее, но потом она одарила меня самой красивой улыбкой, какую я когда-либо видел. Она плакала не потому, что я сделал что-то не так, а потому, что я сделал нечто правильное.

Я поцеловал Джолин.

Моя глупая/счастливая улыбка задержалась на лице, пока я принимал душ и одевался, и она все еще светилась, когда я медленно спускался вниз, мысленно все еще переживая ночь.

Когда я вошел на кухню, мне показалось, что я перенесся в прошлое. Мама, все еще в халате в розовый цветочек, выложила панкейк на уже довольно высокую стопку таких же на столе у плиты, а папа заправлял тостер. Ей стоило только взглянуть на него, как он молча подошел к ней и протянул руку, чтобы достать с верхней полки сахарную пудру.