Каждый второй уик-энд

– Ну… с днем рождения. – Мне не показалось, что я произнесла это как-то по-особенному, но Адам сглотнул и уронил взгляд на свои руки.

– Как тебе удается все время удивлять меня?

– Хм, – хмыкнула я. – Это первый день рождения, когда я появляюсь в твоем доме посреди ночи, так что либо ты все еще спишь, либо путаешь меня с какой-то другой девушкой. В таком случае ой.

Адам даже не улыбнулся.

– Я не ожидал от этого года ничего хорошего. Мои родители разошлись, и мы с братом едва можем поговорить без кулаков. Грега нет уже два года, и порой, когда я думаю о нем, все еще не могу дышать. Я так долго злился на… всех, потому что, если не злюсь… – Его голос стал тихим, как шепот. – Если не злиться все время, значит, надо стать кем-то другим, кем-то, кем я не хочу быть, потому что если я начну ломать себя, то вряд ли когда-нибудь смогу остановиться.

Мне следовало бы почувствовать себя неловко от того, как он обнажает свое сердце, но так как я действительно хотела помочь ему избавиться от боли, мне не нужно было его останавливать.

– Я начинаю осознавать, что злюсь даже на маму. Я старался сдерживаться, понимая, что она настолько сломлена, что если я позволю себе злиться на нее, в конце концов возненавижу себя еще больше, но все равно злюсь. Злюсь, что она отпустила моего отца. Злюсь, что она не позволяет нам всем вместе горевать о Греге. Злюсь, что из-за нее мы не можем вспоминать разные истории, связанные с ним. Мы обречены помнить его только по событиям той страшной ночи. Я думал, что если буду злиться только на отца, мне не придется злиться на нее, но я так же застрял, как и она, и…

Наконец он взглянул на меня с тем же напряженным выражением на лице.

– Я больше не хочу так жить. Я не хочу увязнуть в этом. Я не хочу злиться, даже на своего отца.

Я не понимала всего, что он пытался выразить, но если он говорил, что хочет избавиться от своего гнева, меня это только радовало, о чем я ему и сказала, когда потянулась к его руке.

– Джо. – Он улыбнулся, наблюдая за тем, как переплетаются наши пальцы. – Как ты можешь ни о чем не догадываться?

Адам одним движением брови мог поставить кого угодно в дурацкое положение, но только не сейчас. Он был не снисходителен, а, наоборот, терпелив со мной, осторожно пытаясь показать мне то, что скрывал в течение долгого времени. Мое сердце больно билось о ребра, так и норовя вырваться наружу.

– В тот день, когда мы впервые сфотографировались для моей мамы, ты посоветовала мне не принимать это близко к сердцу, если я не смогу сделать ее счастливой.

– Я не помню. – Я ненавидела себя за то, что мой голос дрожал.

– Но именно этим я и занимался. Не только принимая все близко к сердцу, но и возлагая ответственность за это на всех остальных. Поэтому злился все больше и больше, а моя семья не становилась лучше. Я не говорю, что моя злость – причина того, что мы не вместе, но отчасти из-за нее мы остаемся разобщенными. Если бы я пытался с самого начала… тогда, может быть… не знаю. – Он сделал глубокий вдох. – Я знаю, что это не вина моего отца. Это не вина моей мамы или Джереми, Я знаю, что это не моя вина. Она всех и ничья, и я понял это благодаря тебе.

Мое сердце так зашлось, что я чуть не грохнулась с нашего насеста. Я попыталась высвободить руку, но Адам крепко держал меня:

– Ты заставила меня снова захотеть быть счастливым.

Слезы хлынули к моим глазам, так что пришлось зажмуриться, но он продолжал говорить:

– Ты заставила меня захотеть попробовать, когда я только и делал, что обвинял всех остальных. Ты этого не делаешь, и я не думаю, что когда-нибудь дошла бы до такого. Ты гораздо храбрее меня, и я думаю, что… нет, я знаю, что лю…

– Адам! – Мое сердце уже не столько пыталось вырваться, сколько разбиться всмятку. Ребра ныли, словно раздробленные, и я не доверяла себе настолько, чтобы открыть глаза. Я не могла позволить ему сказать то, что, как мне казалось, он собирался сказать. Испуганное, отчаявшееся существо в моей грудной клетке просто билось в истерике.

– Я скажу тебе это рано или поздно, но если ты не готова к этому сегодня…

Я снова открыла глаза, и мое сердце сжалось от облегчения. Он пожал плечами.

– Этого – что ты здесь, со мной – сейчас вполне достаточно.

Я чувствовала себя разбитой и опустошенной, и мое сердце перешло на дрожащий, робкий стук – усталое, но готовое вновь пуститься галопом, если его подхлестнуть.

– Ты здесь в мой день рождения? – Он улыбнулся. – Это лучший подарок, который я когда-либо получал.

– О, чуть не забыла. – Я обрадовалась передышке и напоминанию о том, что у меня есть для него кое-что еще. Пальцы все еще плохо слушались – от холода и адреналина, которым сердце накачало мой организм, – но сумели порыться в сумке и вытащить маленькую картонную коробку. Я протянула ее Адаму: – Открой.

Он открыл коробочку, и от его улыбки мне стало даже теплее, чем когда он укутал меня в пальто. Увидеть такое его лицо… это стоило того, чтобы замерзнуть. Еще как стоило.