Казнить! Нельзя помиловать! (СИ)

— Дай ему трубку… — благодушно произнёс Хозяин… Берия сделал умоляющее лицо и протянул трубку Фриновскому. Тот пожал плечами и показал: руки, мол, за спиной скованны — как взять трубку? Берия уже махнул повелительно — давай иди сюда! Пенсионер — в отместку, видимо — показал на ноги: не идут проклятые, хоть ты тресни! На взгляд Берии секретарь подхватил Фриновского под мышки и рванул от стула вверх! Поднять то поднял, да Михаил Петрович мужчина был грузный и секретарь не удержал его (а Фриновский и не старался…) и пара рухнула на пол! Сначала упал пенсионер, а за ним, на него упал секретарь… Трудно, удержаться на ногах, когда тело, весом под девяносто килограмм, падает вниз и тянет тебя за собой, потому что руки твои прижаты локтями падающего! Стук падающих тел; мат и выкрик упавшего Фриновского: Да твою же мать! Что ж ты такой дохлый то! Жрёшь усиленную пайку, а меня удержать не можешь!!! И громко так проорал, словно играл на публику. В одном лице — Хозяина… И тот это услышал. И оценил по достоинству…Трубка в руке Берии пророкотала:

— Понял я — какие у вас там беседы… Значит так — Берия… Ты сейчас же освобождаешь товарища Фриновского… Берия согласно кивнул.

— Лично… — ты понял меня, извинишься перед товарищем Фриновским за причинённые ему неудобства. И лично — отвезёшь его домой. Дома у него — лично извинишься перед хозяйкой дома и ЛИЧНО… — напирая на это слово продолжил — поможешь хозяйке восстановить порядок в доме. Лично. Один! Уедешь после того, как в доме будет наведён прежний порядок. Не раньше! И чтобы до завтрашнего вечера семья Фриновских возвратилась в свою прежнюю квартиру! Ты меня хорошо понял товарищ комиссар третьего ранга? Берия чётко ответил, что всё понял и всё выполнит, как приказано…

— А потом я с тобой ещё поговорю… — голос в трубке стал вновь угрожающим и Берия понял, что не всё ещё закончилось для него благополучно. А я, прислонившись спиной к стене кабинета, наслаждался игрой. Невольных актёров, играющих очень правдивую сцену из длинного спектакля, под названием ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ… ну всё: делать мне здесь больше нечего — моя задумка полностью выполнена и мне пора по своим делам. Тут и без меня обойдутся… Секретарь, подстёгнутый начальственным криком, вылетел из приемной, на закрыв двери в кабинет и я, тихо вышел в приемную, а дождавшись, когда в неё ворвётся запыхавшийся секретарь с ключами от наручников, вышел беспрепятственно в коридор… И из Главного управления…

Вот такой у меня выпал заполошный конец мая… Весь в трудах, заботах; весь в мыле… И всё сам, да сам! — Ну… — в большинстве случаев… Сестрёнка, тоже, "порадовала"… Сдать все экзамены за девятый класс она сдала, а вот экстерном за десятый… Когда приехал, наконец то в Тушино — подошла с видом побитой собачки болонки и промямлила о том, что экзамены за девятый класс сдала, а за десятый — даже и не пыталась, чтобы не позорить фамилию Степановых… Не увидела в моих глазах злости, гнева, возмущения и бросившись на грудь — разревелась во всё горло… Что делать — молча гладил её по волосам и… молчал… А она не унималась — ждала от меня, по извечной женской привычке, слов утешения и сочувствия: мол, ничего страшного: ну не получилось, значит не получилось… А я, негодяй такой — молчал и её не утешал… Вот она и рыдала в голос! Наконец мне надоело: резко отстранил её и бросил:

— Хватит уже. Всё равно утешения от меня не дождёшься! Не смогла — ладно, но вины с тебя не снимаю. Думал — сдашь, да в институт, а ты вон как… Ладно — твоя жизнь и тебе её жить. В чем нужно — я тебе помогу, вот в чём ты сама можешь — уж будь любезна! Отучишься здесь десятый класс, а дальше: сможешь поступить по знаниям в мед. институт — хорошо, а не сможешь — пойдёшь работать на завод или фабрику. Сестрёнка согласно кивнула. Протянул ей платок:

— На — вытри мокроту свою, а то неприятно на тебя, плаксу, смотреть. Наташка платок не взяла, буркнула под нос:

— Свой имеется… И начала приводить себя в порядок. Привела — в относительный конечно, но всё же следы слёз и рыданий — на лице…