Кейп-код

этой истории. Кроме, вероятно, Алешиного отца.

Вот Лаврик: перебивается какими-­‐то курсами программирования, а живет в

основном на выигрыши в казино. Нацепляет дорогие часы (вернее, их имита-­‐

цию) и в компании русских, таких же, как он, едет куда-­‐то вдаль. Ничего

сложного: карты надо считать, которые вышли, и получаешь маленькое пре-­‐

имущество. И запомнить простые правила: когда прикупать, когда нет, когда

увеличивать ставки или, наоборот, выходить из игры. Не гадать, не стараться

что-­‐то почувствовать. На эту тему и книги есть. Но это, конечно, не очень

надежный заработок — таких игроков уже выгоняют из казино.

Комнатка-­‐студия Лаврика, они за столом, одновременно кухонным и пись-­‐

менным, едят разведенную кипятком лапшу, и Лаврик, склонившись над ней

(большие уши, маленькая голова), объясняет про биржу, про акции. Рынок

ценных бумаг — самое сейчас перспективное. Все бросились на поиск страте-­‐

гии, дающей стабильный успех.

Алеша хмыкает:

— Философский камень, да? Изо всего подряд добывать золото?

Максим Осипов. КЕЙП-­‐КОД

3

Лаврик просит его не выпендриваться, не кривить рот. Тут серьезные ве-­‐

щи — статистика, теория вероятности, линейная алгебра. Это вам не алхимия.

Линейную алгебру Лаврик упоминает с некоторой осторожностью: в матема-­‐

тике, как в спорте, в музыке, все знают, кто чего стоит, со школьных времен.

Шурочка улетает в Москву на день раньше него. Под руководством тети она

упаковывает багаж, Алеша его помогает взвешивать: каждый фунт имеет зна-­‐

чение. Тайно от тети она рассовывает по закоулкам чемодана камушки —

Бэлу и Казбича, Вернера с Верой, княгиню с княжной — всю компанию.

Алеша просит:

— Дай и мне что-­‐нибудь.

— Забирай осетина-­‐извозчика.

Шурочка улыбается — белые зубы, черные волосы. Массу всего увозит она

из Америки — подарки, бумаги на грант по генетике, видеомагнитофон. И в

виде бластулы или гаструлы (ранние стадии развития зародыша) — будуще-­‐

го сына Лео, зачатого в холодных водах Атлантического океана. Возможно,

Лео образовался несколькими днями спустя, в Бруклайне, пока Лаврик отсут-­‐

ствовал, но Шурочка склоняется в пользу морской, романтической версии. Ей

лучше знать.

В Москве — сильное общественное напряжение, восемьдесят девятый год,

люди узнают много разнообразной правды. От мелкого, частного внимание

переключено на гражданское, общее. Надо спешить, и они, Шурочка и Алеша,

без усилий соединяют две свои жизни. Даже вопрос о том, где им следует по-­‐

селиться — с ее ли родителями или у Алеши с отцом, — не слишком серьезен:

жить надо в Соединенных Штатах Америки.

Вероятно, пока что разумнее было бы ей перебраться к Алеше: большая

квартира, есть комната его мамы, правда, сильно заставленная — половину ее

занимает рояль, на нем вроде бы играл Скрябин, но, во-­‐первых, — подъезд, в

котором ужасный запах (неужели Алеша не чувствует?), а во-­‐вторых, есть

отец, не заинтересованный в появлении рядом с собой еще чьих-­‐то жизней.

Мамина смерть не сблизила Алешу с отцом. Она умирала долго: почти пять

лет. Комната завалена книгами и пластинками — по мере прогрессирования

болезни их количество бесконтрольно росло. Следовало бы выкинуть то, что

никто уже не послушает, не прочтет, но кто это сделает? Сохранить ценные

книги, того же «Брокгауза» — мало в каком доме есть полный комплект, — а

все лишнее продать или выбросить. Но отец перестал замечать этот рост

предметов вокруг себя — рост предметов одновременно с исчезновением лю-­‐

дей. Уволился со всех работ, отказался от частных уроков и полностью занял-­‐