Кельты. Мифология, сформировавшая наше сознание

Йейтс неоднократно писал о Кухулине, но наиболее примечательными с точки зрения переосмысления героя являются пять пьес. Они не образуют единого цикла и написаны в разные периоды жизни Йейтса. Кухулин был своего рода краеугольным камнем его творчества, его литературным альтер-эго, к которому поэт возвращался снова и снова. Невозможно подробно рассмотреть все пьесы о Кухулине, но две из них упомянуть стоит: они особенно впечатляют своей мощью и необычностью. Это «У Ястребиного источника» (1916) и «Единственная ревность Эмер». Первая представляет собой своего рода суровую мифологическую притчу, в которой герой пытается испить воды из источника бессмертия, охраняемого загадочной женщиной, похожей на ястреба. Во второй пьесе автор обращается к уже знакомой нам истории о любовном треугольнике Кухулин — Эмер — Фанд (Фанн), но у Йейтса женщины сражаются за тело умирающего героя. Фанд предстает властной, но способной на сочувствие волшебницей из средневековой сказки, гораздо более зловещей, чем ее прообраз из старинного сказания. Обе пьесы стилизованы под старину и намеренно нереалистичны. На Йейтса сильно повлиял японский театр но, и пьесы следуют этой традиции, предполагая минимум декораций, небольшое число актеров и использование нескольких музыкальных инструментов, которые улавливают и передают наиболее интенсивные чувства персонажей.

Однако ни одна из пьес не воспроизводит точно оригинальные средневековые легенды, и это вполне распространенная ситуация с кельтскими мифами. «У Ястребиного источника» — история настолько мистическая и туманная, что ее вообще трудно ассоциировать с ярким и диким миром ульстерского цикла. «Единственная ревность Эмер» ближе к средневековому источнику: в центре пьесы любовь двух женщин к герою, но по характеру и поведению персонажи тоже сильно отличаются от своих оригиналов.

Однако самое известное современное воплощение Кухулина — это не литературное произведение, а скульптура Оливера Шеппарда «Умирающий Кухулин» (1911), которая сейчас находится в Дублине в здании Главпочтамта. Статуя в стиле Родена изображает героя, привязанного к вертикальному камню, рука с мечом безвольно обвисла. Богиня войны Бадб уже опустилась на его плечо и расправила крылья — решающий момент сказания о гибели Кухулина, когда враги понимают, что он мертв, и готовы обезглавить его тело.

Оливер Шеппард, «Умирающий Кухулин» (1911). General Post Office, Dublin

Установка статуи в здании Главпочтамта была точно рассчитанным политическим заявлением. Имон де Валера, который пришел к власти в Ирландском Свободном государстве в 1932 году, выбрал эту скульптуру в качестве официального мемориала к двадцатилетию Пасхального восстания 1916 года. В 1935 году он так описал ее: «Прекрасная скульптура, творение ирландского гения, является символом бесстрашия, мужества и неизменной стойкости нашего народа». Статуя должна была связать смерть легендарного Кухулина с борьбой за национальную независимость, память о которой была еще свежей и болезненной, но можно сказать, что в каком-то смысле это была «апроприация» средневекового героя. Шеппард создал скульптуру до того, как в 1916 году произошло Пасхальное восстание. В выборе темы он опирался на широкий интерес к образу Кухулина среди участников Ирландского возрождения. Но благодаря вмешательству де Валера, самого значимого из выживших лидеров восстания, скульптура Шеппарда была канонизирована как символ ирландского самопожертвования и национального самоопределения.

Тем более странно видеть ее изображение на фоне британского флага на том юнионистском политическом граффити, о котором шла речь в самом начале главы. Нельзя отрицать, что Кухулин защищал только Ульстер, но жители Ульстера в древней саге (и в политической реальности того времени) были такими же ирландцами, как и жители других провинций острова, сражавшихся с ними. Конечно, попытка интерпретировать образ националистического героя в интересах лоялистов является своего рода блефом. Изображение скульптуры Шеппарда появляется и в националистически настроенных районах Белфаста, где она выглядит более органично. В каком-то смысле то, что легенду о Сторожевом Псе Ульстера можно использовать в столь разных контекстах, свидетельствует о ее колоссальной жизненной силе, поскольку творческий потенциал истинного мифа, к добру это или к худу, неисчерпаем.

Глава 7. Финн: странствующий воин-аристократ