Кемаль Ататюрк

Последующие события вселяют уверенность в Кемаля, если он вообще в этом нуждался. Не успел Тевфик-паша и возглавляемое им правительство уйти в отставку, как Рефет тут же заявляет, что население столицы теперь должно подчиняться Национальному собранию, и объявляет властям союзников, что министерства в Стамбуле превращаются в отделы, подчиняющиеся Анкаре. Продолжая в том же духе, он требует вывода войск союзников из зоны Стамбула и даже решает диктовать условия перемещения боевых кораблей. Какое безумие! «А как же перемирие в Муданье, не предусматривающее вывода войск союзников?» — спрашивают военные коменданты. «А Мудросское перемирие?» — добавляют они. Рефет, светский по своей природе и менее радикальный, чем требуют инструкции, на этот раз подчиняется победной логике националиста, растоптавшего режим, ставший синонимом упадка и предательства. Перед ним военные коменданты с их традиционным отношением к османам, они находятся здесь, чтобы защищать свои эгоистические интересы, свободное передвижение по проливам Босфор и Дарданеллы, чтобы обеспечить безопасность 350 тысяч христиан, находящихся в Стамбуле.

Один мир рухнул, другой утверждается, а Стамбул потрясает одно событие за другим. Манифестация националистов жестоко подавлена британской полицией, при этом один турок убит. На следующий день при выходе из здания, где заседали сторонники Вахидеддина, публицист Али Кемаль был похищен кемалистами и препровожден в Измит. Али Кемаль, решительный противник националистов, понимал, какой опасности он подвергает себя, но отказался покинуть страну; когда же он узнает, что его переправляют в Анкару по распоряжению Кемаля, он успокаивается. Его главной целью всегда было спасение родины, и разве можно упрекнуть его в том, что он предпочитал иные средства, чем националисты? Не собираются ли судить его за то, что он писал: «Что может быть общего между анатолийцем и Мустафой Кемалем, героем Мировой войны, привыкшим к роскоши и удовольствиям в посольствах и „Пера Паласе“ и не хранящим никаких других воспоминаний о Салониках, кроме как об удовольствиях и разврате?» Али Кемаль никогда не прибудет в Анкару; в Измите, выходя от Нуреддин-паши, он был растерзан толпой, среди которой были полицейские и военные в штатском.

А 9 ноября на вокзале Сиркеджи собралась впечатляющая толпа проводить в Лозанну турецкую делегацию, возглавляемую Исмет-пашой. В то же время собрались военные коменданты и генералы союзных войск, чтобы обсудить возможность объявления осадного положения. Несмотря на мнение Харингтона, что 24 тысячи солдат союзников не смогут противостоять 160 тысячам турок, английский военный комендант Румбольд сумел навязать решение об осадном положении и добиться одобрения Лондона и Парижа.

Ситуация оказалась критической, так как Стамбул, который оккупанты хотели объявить на осадном положении, покидает его исторический владыка — султан. 6 ноября французский военный комендант Пелле узнает, что его британский коллега Румбольд встречался с Вахидеддином по поводу его отъезда. Через неделю морской адъютант султана получает срочную депешу от Харингтона: немедленно приезжайте повидаться со мной, только тайно. «Ситуация в стране очень усложнилась, — говорит ему при встрече британский генерал. — Если падишах захочет уехать, мы можем переправить его на Мальту. Он сможет вернуться, когда ситуация изменится к лучшему». Адъютант спешит во дворец и просит аудиенции у султана, главный камергер Фахри проводит его к Вахидеддину. Экс-султан встречает его в домашнем халате, взгляд его усталый и растерянный. Он выслушал адъютанта и произнес только четыре слова: «Вы можете быть свободны».

Фахри спешит в свой кабинет и пишет рапорт Хусейну Рауфу, своему бывшему командиру, который устроил его во дворец старшим камергером султана. Он относит рапорт Рефету с просьбой переслать его в Анкару как можно скорее. Сделал ли это Рефет?

17 ноября Рефет отправляет в Анкару следующую телеграмму: «Этой ночью Вахидеддин <…> исчез из дворца. Я направил во дворец начальника полиции и командующего войсками Стамбула, чтобы уточнить ситуацию… Имею честь передать Вам также письмо и заявление генерала Харингтона».

«Мы официально заявляем, — пишет Харингтон, — что Его Императорское Величество по причине опасностей, угрожающих в настоящее время его жизни и свободе, попросил британской защиты как халиф всех мусульман; одновременно Его Императорское Величество решил покинуть Константинополь. Его желание исполнено этим утром…» За несколько часов до этого Харингтон прибыл, чтобы встретиться с султаном в одном из укромных уголков императорского сада. Вахидеддин, сопровождаемый сыном Эртогрулом, сел в машину, а его главный камергер, главный дирижер императорского оркестра, врач, главный парикмахер, дворецкий и слуга, ответственный за трубки и табак, втиснулись во вторую машину.